ЛЕТО 1976 ГОДА выдалось самым жарким в Британии, в главной роли тогда выступила нескончаемая засуха. Ее последствия в Сидмонтоне казались разрушительными. Вековые буки буквально высыхали на глазах. Если бы такое случилось сейчас, это послужило бы убедительным доказательством, что вся Антарктида растаяла. Но тогда мы просто думали, что страдаем от ужасной жары, а не глобального потепления. Но зной не прервал запланированную запись «Эвиты». За исключением одного случая, когда весь оркестр и Джули собрались в первой студии «Олимпик», чтобы записать «Don’t Cry for Me». Рубка была изолирована, поэтому я не очень обрадовался, когда встревоженная ассистентка протиснулась к нам со словами, что мне звонят по срочному делу.

«Кто это, черт подери?!» – закричал я в трубку.

«Армия», – ответили на той линии.

Выяснилось, что из-за жары и засухи моя налоговая схема загорелась. Иными словами, мои леса в Пант-Мауэр полыхали, и мне нужно было дать военным разрешение на тушение пожара. Я сказал тому армейскому парню, что меня ждет оркестр из семидесяти человек, и они могут делать с лесом все, что им заблагорассудится. Помните, что я говорил вам о выгодных схемах налогообложения? Они всегда возвращаются, чтобы подгадить вам.

Возможно, из-за жары в первой записанной версии «Don’t Cry for Me» была классическая ошибка. Если вы внимательно послушаете большую оркестровую часть сразу после того, как Джули заканчивает петь, вы услышите, как валторны играют совершенно не те ноты, чего я не заметил во время записи. Я был уверен, что все вышло идеально, пока два года спустя легендарный дирижер Гарри Рабиновиц не остановил меня в коридоре, громко насвистывая неправильную партию.

В тот день Джули пела просто потрясающе. Но обнаружилась серьезная проблема, которую я боялся обсуждать с Тимом. Тогда песня еще не называлась «Don’t Cry for Me Argentina», она была «It’s Only Your Lover Returning». Одной из моих жалоб было то, что эта строчка не соответствует мелодии. Слово «it’s» ослабляет музыкальный эффект, потому что приходится добавлять дополнительную ноту. Она предвосхищает начало и портит мелодию, которая начинается со слабой доли. Поймет ли Тим, что я имею в виду? Он точно попал в размер, когда написал «Don’t Cry for Me Argentina», строчку, с которой Эва начинает петь в шоу. Тим придумал новое название: «All Through My Crazy and Wild Days». Строчка подходила к музыке, и в ней был смысл… «All through my crazy and wild days / The truth is I never left you». Но вот в качестве названия она была просто никакой, и Тим прекрасно это понимал. Я настаивал, почему бы нам просто не назвать композицию «Don’t Cry for Me Argentina», но Тим говорил, что это противоречит смыслу песни. В конце концов, мы забыли о логике и остановились на «Don’t Cry for Me Argentina».

Теперь проблема заключалась в том, как выцепить Джули Ковингтон с репетиций стоппардовских «Прыгунов» в Национальном театре. Она попросила нас прислать за ней неприметную машину, чтобы тайно добраться до «Олимпик». Последнее, что она хотела, так это, чтобы ее коллеги узнали, что она тайно выступает в роли жены фашистского диктатора. Так что мы наняли самый длинный лимузин, какой смогли найти и отправили его к Национальному театру. Трюк состоял в том, что на каждом углу между театром и студией стоял какой-нибудь сотрудник, участвовавший в записи. Каждый из них «голосовал» лимузину и садился в него, так что, когда машина подъехала к студии, она была битком набита нашими сотрудниками. Шалость удалась. Джули была в хорошем расположении духа, но внезапно набросилась на строчку «Don’t Cry for Me», говоря, что в ней нет никакого смысла. Однако когда мы прослушали запись, все поняли, что смысл был не важен. Песня звучала именно так, как нужно.

КАК ТОЛЬКО «ЭВИТА» была сведена, мы продемонстрировали нашу работу MCA Records. Рой Фезерстоун также восторженно отреагировал на запись, как некогда Брайан Бролли при прослушивании «Суперзвезды». Британский релиз был назначен на октябрь. Мы пошли дальше и устроили аудиовизуальное представление на самом первом Сидмонтонском Фестивале. Тим проделал грандиозную работу, подобрав слайды для сопровождения альбома. Известный остряк Франк Мьюир присутствовал на презентации и нашел, к чему придраться. В одной из песен Че Гевара пел о своем инсектициде: «if you’ve got six legs, I ain’t doing you no favours»[48]. Фрэнк отвел Тима в сторону и сказал, что он категорически возражает против подобных высказываний: «Это совершенно необоснованный выпад в сторону Сестер Эндрюс». Все остальные слушатели остались довольны.

Затем я связался с Халом Принсом, который, как я знал, остановился в Лондоне по пути в свой дом на Майорке. Мы ненадолго встретились в Савойе, и Хал сразу же пригласил меня погостить на его вилле. Дом Хала и его жены Джуди располагался на севере острова, недалеко от Польенсы, и представлял собой перестроенный бывший монастырь, из которого открывался вид на деревню и море. К сожалению, сейчас вид уже не тот, но северная часть острова по-прежнему остается достаточно тихой. Франко только что умер, и мой путь из аэропорта проходил по городам, которые казались третьим миром по сравнению с Ривьерой, о которой я знал от тетушки Ви.

Хал позволил мне прервать его семейные каникулы с Джуди и их двумя детьми Дейзи и Чарли. В первый мой вечер у них, мы даже не упоминали «Эвиту», то же повторилось и на следующий день. Я уже начал было думать, что это вообще не произойдет, но тем вечером Хал подхватил меня и сказал, что мы пойдем выпить в порт. За бутылкой вина Хал стал расспрашивать меня о мюзиклах, как я пришел к ним, чего я хотел, и я рассказал ему свою историю. Мы не обсуждали «Суперзвезду», в этом не было особого смысла.

Казалось, я прошел собеседование. На следующий день мы послушали запись. Я знаю, что мозг Хала начал лихорадочно работать с первых звуков музыки. Впоследствии он рассказал мне, что когда услышал симфонический оркестр и хор, которые мы записали, он загорелся идеей поставить «Эвиту». Но я помню только то, что он сказал, что в «Эвите» есть хорошие моменты, но есть и проблемы. Особенно ему не нравилась линия Че Гевары и его патента, которая казалась совершенно лишней. Но он был достаточно воодушевлен, чтобы захотеть обсудить с Тимом свои соображения. Мы решили, что лучше будет притвориться, будто я послал ему запись с просьбой поделиться своими наблюдениями, и чтобы он ответил и мне, и Тиму. Не упоминая, что я даже близко приближался к Майорке.

Когда я вернулся в Лондон, я рассказал Тиму и Дэвиду, что встретил Хала в Савойе, послал ему запись и теперь с нетерпением жду его вердикта. «Кто этот парень?» – спросил Тим у Дэвида Ланда. Конечно, они оба знали, кто он. Вскоре мы получили следующее письмо: