Шрифт:
Интервал:
Закладка:
… Начало великолепно. Я бы хотел, чтобы на сцене кинотеатр смотрелся более органично. Не ради дани мультимедиа, а потому что я вижу в этом нечто напоминающее «Гражданина Кейна» по стилю и устремлениям… Я в восторге от идеи ввести в пьесу персонаж Че Гевары, но я думаю, – опять же, я про театральную постановку – что он должен быть намного более холодным, свободным и циничным. Если он и должен стать резким, то только после того, как он ударился в политику.
Похороны блестящие, как и песня Магальди.
Мне кажется, что Че вышел чересчур британским. Я думаю, что некоторые его речитативы банальны, гораздо слабее остального материала. У меня в голове не складывается цельный образ этого персонажа, как происходит с Эвой, Пероном и некоторыми второстепенными героями. Он похож на известного рок-исполнителя: «Listen chum, face the fact they don’t like your act» и «Which means get stuffed». Эти фразы тоже кажутся слишком британскими.
Мне не нравится, как вы объясняете, что такое GOU (Объединенная офицерская группа). Слишком просто. Объяснение мешает и оно не очень эффективно. С другой стороны, я бы советовал убрать седьмой номер («The Lady’s Got Potential»), что будет требовать объяснения, что такое GOU.
Мне нравится, как Эва соблазняет Перона, и сцена, в которой она преследует его любовницу. Думаю, это хорошо бы смотрелось на сцене.
Простите, но мне не нравится «Dangerous Jade». Я бы хотел, чтобы вы исключили ее.
Последняя сцена первого акта изумительна («On The Balcony Of The Casa Rosada», «Don’t Cry For Me Argentina»), но мне кажется, что аристократия прописана недостаточно изобретательно – музыкально или словесно. Не думаю, что для них нужно больше материала, но они выглядят предсказуемыми, так что я хотел бы, чтобы они были прописаны лучше. Меня по-прежнему волнует вопрос, должна ли Эвита вернуться к финальной речи или она просто воспользуется арией; в конце концов, зрители уже знают, кто она такая.
… В «Rainbow High» мне не нравятся отсылки к Лорен Бэколл (в основном потому, что они отвлекают).
Мне кажется ошибкой вкладывать в уста Че слова: «I don’t think she’ll make it to England now»[49]. Это путает. Не будет ли лучше, если мы узнаем от Че, что она с нетерпением ждала приглашения из Букингемского дворца, но ее с пренебрежением отвергли? (В любом случае, я сохранил бы четверостишие об английском короле.)
Несмотря на то что мне нравится вальс, в нем есть слова, которые меня не устраивают: «So why go bananas chasing Nirvana» (мне кажется, они нарушают целостность, потому что не дотягивают до нужного уровня).
Тим, я знаю, что могу обидеть тебя этим, но «So Saint Bernadette ME!» несколько смущает (и опять же выбивается на общем фоне).
Подводя итог, я считаю, что стиль пьесы должен быть резким – простым – обнаженным. Современным Брехтом. Подчеркиваю.
PS.: Тим, я бы хотел встретиться с тобой. Думаю, тебе будет легче принять критику, если мы обсудим все лично.
Письмо очень наглядно показало, как мыслит Хал. Он рассматривает общую концепцию – метафору, как он ее называет – как катализатор постановки, и почти всегда представляет ее визуально. Из этого письма ясно, что он уже придумал, как киноэкран в первой сцене Тима может стать аудиовизуальным приемом всего шоу.
Так как дата релиза записи была уже запланирована, было уже поздно вносить какие-то кардинальные изменения. Мы не могли убрать историю с инсектицидом, потому что это означало бы перенос выхода альбом на следующий год. Но в августе я переделал «Dangerous Jade». Как же оркестровка может поменять всю композицию! Она стала настолько лучше, что без изменений вошла в постановку Хала два года спустя.
Я перестал винить себя за обманный способ, каким вовлек Хала в наш проект, когда узнал, что Тим и Джейн отдыхали с Робертом на Бермудах, где обсуждали с ним запись. Я знал, что Тим готовил презентацию для руководства американской MCA в Лос-Анджелесе, но я не знал, или не осознавал, что он собирается встретиться со Стигвудом. По всей видимости, Роберту понравилась запись, хоть я и узнал это окольными путями от Дэвида Ланда. Конечно, мне тоже хотелось бы присутствовать на встрече, но я старался не придавать этому особого значения.
«ЭВИТА» ДЛИЛАСЬ сто три минуты, что было намного дольше «Суперзвезды», но ее точно так же нужно было разделить на два виниловых альбома. При нарезке винилового альбома, чем громче музыка, тем шире становятся канавки. Так что стандартные громкие рок-альбомы длятся около двадцати минут на каждой стороне. Очевидно, что, чем дольше длится музыка, тем меньше должны быть канавки, чтобы вместить все композиции. И каждая сторона должна быть нарезана с более тихим звучанием, что сказывается на качестве звука. И, что самое страшное, если вы записываете поп-альбом, на радио он будет звучать тише чужих треков. В общем, «Эвита» как раз столкнулась с этой проблемой. Особенно третья сторона, которая длится двадцать восемь минут и составляет максимум того, что может вместиться на сторону пластинки. Более того, на третьей стороне должна была быть «Don’t Cry for Me», и было жизненно важно, чтобы звук был превосходным. Здесь мы обнаружили еще одну проблему. «Don’t Cry for Me» должна была стать нашим первым синглом. Песня длилась шесть минут. А все поп-синглы, которые записывались на «сорокопятках» длились около трех минут. «Don’t Cry for Me» начинается с симфонического оркестра, который играет в одиночку, до того как вступает солистка. Как, черт подери, мы собирались записать такой объем на пластинку и при этом сохранить качество, чтобы конкурировать с трехминутными соперниками?
Качество звука значит все для меня, и перезапись «Эвиты» с ленты на пластинку просто сводила меня с ума. Тиму было все равно, он полагал, что раз другим людям платят за эту работу, то это исключительно их проблема. Я понимал, что нам нужен мастер своего дела, чтобы записать «Эвиту», и, вероятно, нам понадобится несколько попыток. Рой Фезерстоун понимал, о чем я. Но вот Тим… Сейчас я продемонстрирую вам прекрасный пример, почему отношения между беззаботным Тимом и нервным Эндрю натянулись до предела.
Я организовал прослушивание в «Олимпик», чтобы понять, где можно поменять уровни громкости, чтобы упростить процесс записи на пластинку. Наш режиссер Дэвид Гамильтон-Смит был в отпуске. Так что я в одиночестве слушал записи и делал пометки, где можно сделать звук потише, а где важно сохранить громкость. Я был очень доволен тем, что слышал, пока ассистент звукорежиссера не сказал мне, что система шумоподавления Dolby не была включена, а это означало, что запись звучит неестественно насыщенно. Как только мы включили Dolby, запись стала скучной и безжизненной. У меня началась истерика. Я дозвонился до Дэвида Гамильтона-Смита, который отдыхал в Греции, и сказал ему возвращаться домой, потому что нам нужно срочно все переделать. Дэвид вернулся и согласился, что есть пара вещей, которые мы можем улучшить. Так что мы заново начали сводить треки. Тим был вне себя, потому что не понимал, что не так. Мы переделали все четыре стороны, и были измучены и затра-ханы, как старый персидский ковер. К банковским каникулам в августе мы закончили работу над ремиксами, шел дождь, худшая засуха на моей памяти закончилась, и «Эвита» наконец была готова.
