исследованиях необходимо воздерживаться от операций на живых эмбрионах, не имея абсолютной моральной уверенности в том, что они не причинят вреда жизни или достоинству нерожденного дитя»[390].

В своем отчете за 2016 год более прогрессивная протестантская группа Национального совета церквей Христа сообщила, что у той роли, которую могут сыграть наследуемые генетические манипуляции, есть свои достоинства. «Эффективная терапия зародышевой линии, – говорится в отчете, – могла бы стать ценным ресурсом для устранения генетических заболеваний. Однако она вызовет серьезные споры о том, что считать нормой, а что может потворствовать дискриминации в отношении людей с ограниченными возможностями»[391].

Но христианский либерализм пошел еще дальше. В 2017 году на конференции о будущем ИИ в поместье Дитчли в Оксфордшире, Англия, я встретил очаровательного пресвитерианского священника Кристофера Бенека, который охарактеризовал себя как «техно-теолога» и «христианского трансгуманиста». Он утверждал, что люди – «такие же творцы, как и Христос»; они являются наместниками различных технологий ИИ и редактирования генов, которые могут использоваться для улучшения рода человеческого. В своем письме он призывает «этично и конструктивно использовать новые технологий, чтобы улучшить людей»[392].

Безусловно, взгляды Бенека стоят на грани христианского богословия. Тем не менее они чуть ближе к центру притяжения еврейской мысли. Традиционная еврейская концепция Тиккун Олам, или исправление мира, говорит, что мир разрушен, и задача каждого еврея как посланца Божьего – помочь это исправить. «Все, что было создано за шесть дней творения, – говорит Тора в Быт. 11:6, – необходимо улучшить… пшеницу – перемолоть, и даже человека – улучшить». Причем «доработка» творения Бога рассматривается не как критика божественного, а как принятие божественного замысла человека. В иудаизме отсутствует строгая иерархическая командная структура, которая есть в христианстве, но, как показал пример с болезнью Тая – Сакса, даже консервативно настроенные ортодоксальные еврейские общины были в числе первых, кто прибег к передовым генетическим технологиям.

В статье из еврейского медицинского журнала 2015 года раввин Моше Тендлер из Иешива-университета и специалист по биоэтике Джон Лойк объясняют, почему еврейский закон поддерживает еврейских женщин, которые участвуют в клинических испытаниях митохондриальной заместительной терапии (МЗТ), хотя это лечение может в итоге привести к рождению генетически измененных младенцев. Еврейский закон, писали они, «разрешает женщинам прибегать к таким новым биотехнологиям, как МЗТ, для рождения здорового потомства… [а] добровольное участие в таких испытаниях – это не просто хесед [акт милосердия]; он порождает социальную ответственность, и евреи вносят свой вклад в общее состояние здоровья нашего общества»[393].

Открытость для некоторых генетических изменений, конечно же, ни в коей мере не означает, что трансгуманистическое христианство, конформистский иудаизм, прогрессивный буддизм и другие религиозные общины идут по скользкой дорожке навстречу безграничному трансгуманизму. А различия во взглядах на генетическое улучшение человека уже и так велики как внутри культур, так и между религиозными и интеллектуальными культурами. И эта пропасть вместе с развитием генетических технологий продолжит расти. По мере своего «взросления» наука в целом и трансгуманистические устремления в частности приобретут некоторые религиозные атрибуты[394].

Даже в современной генетической революции человечества колоссальные различия во взглядах на наследуемую генетическую инженерию внутри и между индивидами, группами и государствами проявляются в большом разнообразии национальных законов.

В США нет федерального законодательства, регулирующего ЭКО. Кроме того, в США самая щадящая нормативная база для ПГТ. Федеральный закон США запрещает финансирование исследований, в ходе которых уничтожаются эмбрионы. Но выбор методов генетического скрининга в ходе ПГТ почти всегда отдается на усмотрение врачей, подотчетных профессиональным медицинским организациям. В результате почти 9 % всех ПГТ, проводимых в США, используется для выбора пола, что законодательно запрещено в таких странах, как Китай, Индия, Канада и Великобритания. А небольшое количество клиник в США даже позволяет будущим родителям отбирать эмбрионы с гарантированными генетическими нарушениями (например, карликовость или глухота), что для других стран мира просто немыслимо[395].

В Европе нет общего законодательства, регулирующего вспомогательную репродукцию, что приводит к появлению различных законов и постановлений. Большинство европейских государств предписывают использовать ПГТ только для отбора эмбрионов без серьезных и неизлечимых заболеваний. В некоторых странах вроде Германии с Италией[396][397], действуют строгие ограничения, тогда как во Франции и Великобритании созданы более либеральные надзорные структуры: Agence de la biomédecine в первой и Управление по оплодотворению и эмбриологии человека во второй. И либеральные структуры, как правило, снисходительнее оценивают сферы применения ПГТ[398]. Поскольку директива комиссии Европейского союза от 2008 года разрешает всем европейцам беспрепятственно ездить в другие страны ЕС для лечения, которое может быть ограничено в домашнем регионе (включая ПГТ), влияние различных национальных ограничений приглушается.

В странах, сильно ориентированных на религию (Чили, Кот-д’Ивуар, Филиппины, Алжир, Ирландия и Австрия), ПГТ запрещен. Если кто-то решит пройти через ПГТ в Чили или выбрать мужской пол для ребенка в Китае, ему нужно будет найти подпольную клинику, поехать в другую страну или просто отказаться от этой затеи. Недавнее исследование показало, что 5 % пациентов клиник по искусственному оплодотворению в Европе и 4 % таких же пациентов в США – это люди, приехавшие из-за границы с целью обойти ограничения и другие запреты в своих родных странах[399]. В таких развитых странах, как Австралия, Бельгия, Бразилия, Канада, Франция, Германия и Нидерланды, запрещено редактирование генов, которое будет передаваться следующим поколениям. За это предусмотрены суровые наказания. Вместо того чтобы сразу запретить манипуляции с зародышевой линией, вторая группа стран (Франция, Израиль, Япония и Нидерланды) объявила вне закона зачатие/беременность генетически измененными эмбрионами. Третья группа стран, включая Великобританию, утвердила четкий список исключений, а также создала надзорные структуры для принятия индивидуальных решений о том, какие типы наследственных изменений могут быть разрешены.

В США нет запрета на наследуемые генетические изменения эмбрионов как таковых, но есть другие регулирующие структуры, которые делают этот вид деятельности практически невыполнимым. В Китае же, наоборот, приняты законы, ограничивающие наследуемые генетические манипуляции с людьми. Но слабый и зачастую непоследовательный контроль за их исполнением, менталитет «Дикого Запада» у некоторых исследователей, а также обширный и нелицензированный серый рынок клиник вспомогательной репродукции позволяют обходить многие нормы[400]. Поэтому неудивительно, что первый и крайне противоречивый опыт редактирования генов в человеческом эмбрионе провели в ноябре 2018 года в китайской лаборатории без какого-либо надзора со стороны университета или правительства. В других странах нет серьезных законов о генетических изменениях человека; некоторые даже позиционируют себя как туристические направления для легального искусственного оплодотворения[401]. Карты, приведенные на следующих страницах, дают представление о регуляторной базе для генетических технологий по всему миру.

Поскольку генетические данные крайне важны как для индивидуального медобеспечения, так и для расшифровки генома человека в целом, а также часто подвержены разного рода злоупотреблениям