Голос вельможи был печален. Хоть Танве и не терпелось узнать все до конца и понять, насколько опасны ортаны, но юная мечтательница не нашла в себе сил произнести прагматичное «нет». Белошвейка кивнула, и граф продолжил рассказ:

«Когда-то давным-давно, когда не только Висварда, но и королевства-то нашего в помине не было, жила-была в одном селении девушка, краше которой в целой округе не сыскать. Не могли мужчины перед ее красотою устоять и всеми правдами да неправдами расположения юной девицы добиться старались. От этого бедным родителям лишь морока одна выходила. То женихи возле крыльца днями и ночами толкутся, то песни под окнами ночами темными распевают, то драться между собою удумают, да так рьяно, что забор у дома снесут, а были и такие дерзкие парни, что выкрасть девицу пытались. Несколько раз выдавали красавицу замуж, но мужья ее дольше нескольких дней не проживали, их находили убитыми. Зависть не давала отверженным женихам жить спокойно, не могли смириться, что не им досталась красавица.

Думали-думали родители, да и свезли красавицу-дочурку в дикий лес, где зверье лишь одно обитало, а деревья так близко друг к дружке росли, что солнца даже днем не было видно. Жалко им было свое дитя, но по-иному не выходило. В деревушке той, да и в соседских селениях уже парней молодых почти не осталось, а битва за ее руку и сердце все продолжалась. Нужно было как-то братоубийство остановить, вот и нашелся способ…

Свезли родители дочку в лес, обрекли на тяжкую участь изгоя. Желающих в чащу податься нашлось предостаточно, но дорогу старики под страхом смерти не показали. Постепенно страсти улеглись, а чувства молодцов остыли, стали парни уже на девиц других заглядываться. Легко забывается то, чего рядом нет, что каждый день не видишь. Жизнь в округе вскоре в прежнее русло вошла, оженились головы горячие… поостыли. Успокоились родители, обождали чуток и за дочкой своей в лес вернулись, да только пустой избенка оказалась; а припасы, что дочке оставили, лежали в подвале почти нетронутыми.

Бесследно пропала красавица, а через год в деревушке вдруг вновь появилась, сама из леса пришла, но только внутри уже иная, не такая, как прежде. Мигом воспылали парни деревенские к красавице былыми чувствами, некоторые даже жен своих извели, чтобы вновь свободными стать и охоту за ее сердцем продолжить, да только не дала им она такого шанса. Кто ее похищать пытался, сам пропадал; да и тех, кто ее силой взять хотел, потом мертвыми находили. Бояться девушки люди стали, а она, не будь дурой, быстренько выбрала себе мужа заезжего да на чужбину с ним и уехала. Лишь годков через десять она родителей навестила, да правду о том, что с ней в лесу произошло, поведала.

В первое время страшно девице в лесу диком было, даже днем дверь дубовую на три запора запирала, да только не помогли они, от горя не уберегли. На третью ночь проснулась красавица от грохота страшного, глаза открыла: окошко выбито, а посреди избы огромный оборотень стоит да зубами щелкает. Потеряла красавица от страха сознание, а когда утром очнулась, то в обнимку с ней на кровати здоровенный, бородою густою обросший мужик лежал. Не съел ее оборотень, лишь в жены себе, не спросив согласия, взял. Днем его не было, уходил он куда-то с самого раннего утра в лес, и лишь по ночам в образе зверя являлся. Так недели три прошло, а потом супостат исчез. То ли другие оборотни его задрали, то ли добыча ему уж слишком сильная попалась, но только пропал оборотень и никогда к ней не вернулся.

Хоть красавица с жизнью такой уже свыклась, но горевать по самозванцу-супругу не стала, тем более что ребеночка от него не завелось. Некоторое время женщина спокойно жила, но однажды навалилась на нее жуткая хворь. Сперва красавица травами исцелиться пыталась, да толку с того не было. С каждым днем чувствовала она себя все хуже и хуже, а затем, как-то к ближе к ночи, увидела девица, что когти у нее отрастают, да тело белое шерстью вдруг покрываться стало. Заразил ее полузверь-получеловек, заразил ее болезнью оборотня, учеными мужьями лепреконией названной.

Тяжко с той ночи красавице приходилось. Без свежей человеческой плоти она жить не могла, а охота ночная радости не доставляла. Чувствовала себя девица тварью мерзкой и несколько раз поутру, когда вновь в человека обращалась, с собою покончить решалась, да только не так просто век оборотня прервать, человеческая жизнь куда легче обрывается. Топилась девица в болоте, но тело ее не слушалось, само в зверя обращалось и всплывало; вешалась на суку, но не сплести ей было веревки, что удар звериных когтей выдержать бы смогла. Оставались девушке лишь две надежды: ждать сильной добычи, что ее век прекратит, да молиться, прося Силы Небесные о спасении, пусть не при жизни, а через смерть…

Повезло красавице, в лесу том как раз одно божество обитало. Что делало, точно не знаю, то ли за детищами своими – оборотнями – присматривало, то ли ландшафт лесной улучшало. Услышал Армант, так божество то звалось, мольбы красавицы и, сжалившись, перед ней явилось. От щедрот душевных, ничего взамен не прося, согласился Армант любое желание красавицы исполнить. Тут же девица попросила вновь в человека обычного превратить ее, да только божество не смогло, лишь головою с печалью покачало. Необратима болезнь оборотня, чье природное естество уже изменено, прежним никогда не станет. Заплакала девица, но утешил ее Армант, еще большим изменениям ее тело подверг. Перестала девица в зверя хищного обращаться, но осталась при ней сила звериная, способность быстро недуги и раны лечить, а еще – опасность на большом расстоянии да во времени чуять. Одарило божество несчастную, осчастливило, а перед тем как исчезнуть, подарило сережку простенькую да напоследок предупредило, что с течением времени ослабевает сила его чар, и действует заклинание лишь на три поколения, а затем потомки красавицы вновь зверьми обращаться начнут. Есть лишь одна возможность этой напасти избежать: должна красивая женщина из их Рода или жена (либо невеста) одного из ее потомков в определенный день, в определенное время желание сережке той загадать. Одно-единственное желание на целое поколение сережка, волшебством наделенная, исполнить может.

Кинулась в ноги божеству красавица, стала его за милость благодарить, а Армант, прежде чем в тумане исчезнуть, предупредил, чтоб сережку ту потомки ее берегли и в чужие руки не отдавали, поскольку многие, кого люди нежитью да нечистью называют, желание серьге загадать могут и чудесные качества, ранее им недоступные, приобрести. После этого потеряет волшебный предмет свою силу, а потомки красавицы все до одного в зверье превратятся, и уже ничто, никакое иное волшебство их от шкур оборотней не избавит.

Ну, вот и весь сказ почти! Поведала красавица родителям своим о затворничестве в лесу, а лишь затем призналась, что родила нынешнему мужу своему, воителю Ортану, уже шестерых сыновей и что седьмой на подходе…»

Тибар замолчал, его обнаженная фигура была едва различима в темноте, внезапно окутавшей подвал. Слушая вельможу, Танва и не заметила, как подкралась ночь, а ее саму стало трясти от холода. «Обними меня, согрей меня!» – так хотелось сказать белошвейке, но она не смогла…

– Не знаю, насколько правдива эта история, но Армантгул существует, и эта простая с виду сережка передается из поколения в поколение, от отца к сыну… Ортаны живут дольше людей, но мой отец видел, как моя прабабка проводила ритуал, – тихо заговорил Тибар. – «Армантгул» с языка наших предков переводится как «Дар Арманта», бесценный подарок целому Роду, который именно мне довелось упустить… Отец рассказывал, что у древа нашего Рода много ветвей, и все живущие в нашем Доме, так или иначе, в большей или меньшей степени родственники. Мы все необычайно сильны, живучи и обладаем способностью проникать вслед за врагами во времени, да ты сама видела… Мы и не люди, но и не звери, мы особенные, мы держимся в стороне, как от тех, так и от других, и не даем им уничтожить друг друга. Армант был мудрецом и подарил серьгу не просто из жалости, а с очень хитрым умыслом. Он сотворил нас, ортанов, у которых просто нет иного выбора, как блюсти порядок в мире и поддерживать баланс сил. Испокон веков мы охотимся на нежить, истребляем вампиров, оборотней и прочих, когда их становится слишком много и они представляют реальную угрозу для людей. Мы, как лесники, что отстреливают диких зверей, но не дают спуску и браконьерам. Людей больше, они берут числом, и тем сильнее даже очень могущественных тварей. Наш союз с Церковью был с самого начала неизбежен! Мы защищаем людей от тварей, а священники, сами того не подозревая, оберегают нас самих от людей, вот такой вот парадокс…