– Правду?! – Тибар развеселился еще сильнее. – А зачем тебе правда, глупышка?! Ты двадцать годков спокойненько во лжи жила и прекрасно себя чувствовала. Зачем тебе правда? Ты уверена, что будешь ей рада?! Уверена, что она не сведет тебя с ума и не сделает несчастной до самого конца твоих дней? – вдоволь повеселившийся граф вдруг стал серьезным. – Послушай, как-нибудь я тебе все расскажу, обещаю! Но не сейчас… сейчас время дорого, да и ты сама не готова! Правда, как яд, ее нужно принимать по капельке, постепенно, очень медленно увеличивая дозу, а сразу… сразу она тебя убьет!

– Можешь убить меня, но я с места не сдвинусь, – преисполнилась решимости стоять до конца белошвейка. – Силком потащишь, буду кричать, да так громко, что даже глухие услышат!

– Упорство похвально, когда оно разумно! – философски заметил граф, вряд ли воспринявший угрозу всерьез. – Твоя же настойчивость граничит с безумством, если уже не перешла эту тонкую грань! То, что я сказал тебе ночью, во время нашего разговора, тоже было правдой, я тебе не соврал! Прошу, довольствуйся пока этим! Признаюсь, ты мне сейчас очень нужна, а иначе бы я так не распинался! Цени доброе к тебе отношение, думай о будущем и не злоупотребляй моим расположением!

Девушка не проронила ни слова, но ее молчание не было знаком согласия. Она по-прежнему не сдвинулась с места и лишь учащенно дышала, что выдавало ее напряжение и готовность стоять на своем до конца.

– Хорошо, я скажу тебе правду, я отвечу на твой проклятый вопрос, но только при одном условии… – почти сдался Тибар. – Снимай платье, разденься!

– Зачем?! – удивленно моргая, встрепенулась растерянная и смущенная белошвейка, щеки которой мгновенно стали пунцовыми.

– Вот видишь! – не дал ей опомниться граф. – Ты находишься в плену существующих среди людей норм и мнений. – Приличная девушка не должна обнажать свое тело, тем более в присутствии постороннего мужчины, будь он хоть граф, хоть сам король! Так учит Церковь, так с детства воспитывают своих чад любящие родители, это для тебя привычная норма жизни! И, конечно же, ты не можешь переступить через эту грань, не можешь откинуть условности и приличия, поскольку они для тебя много значат, из них состоит твой мир! Сейчас же ты меня просишь сказать тебе то, что заставит увидеть мироздание немного иным, но ты сама к этому еще не готова! Может быть, не стоит торопиться? Поверь, я мог бы весьма убедительно тебе соврать, и это было бы куда проще… но не хочу, не желаю! Ты достойна правды, а не лжи! Прошу, оставим все пока как есть и займемся делами!

Вельможа говорил убедительно. Танва засомневалась и уже начала жалеть, что задала этот вопрос, но отступать было поздно. Сказанное нельзя позабыть, как нельзя обратить время вспять, а солнце заставить всходить на западе вместо востока. Белошвейка ничего не ответила с мольбою взиравшему на нее вельможе, но ее старенькое, порядком изорванное платье стало медленно сползать с плеч. Когда же оно упало на пол, в изумленных глазах вельможи вспыхнуло восхищение: то ли ее решимостью, то ли ее красотой.

– Оденься, прохладно! – немного смущенно произнес граф и нахмурил лоб, видимо, размышляя, с чего начать отвечать на, казалось бы, очень простой, элементарный вопрос: «Кто же такие ортаны?»

В подвале и на самом деле было не жарко, поэтому девушка поспешила надеть платье. Наивный граф, он даже не предполагал, как разительно могут изменить человека всего несколько дней, проведенных в Доме Ортанов. Танва уже не была глупенькой маленькой белошвейкой…

– На твой вопрос нельзя ответить односложно! Прежде я должен тебе кое о чем поведать. У тебя хватит терпения выслушать мой рассказ?

– Торопился ты, а мне спешить совсем некуда, – не солгала Танва. – Чтобы узнать правду, можно и потерпеть!

– Сначала было Слово, и церковные богословы в этом не врут, – начал издалека Тибар. – Божественное Слово создало мир, все, что нас с тобой окружает, да и людей в том числе. На этом можно было бы и остановиться, но Небесам захотелось разнообразия, несхожести, неидеальности, но в то же время гармонии множества форм и линий! Если рассматривать мир, как платье, то «Слово» – это точный шаблон, макет, выкройка, – попытался объяснить на доступном белошвейке примере вельможа-еретик, – по которой были созданы горы, реки, моря, звери, птицы и люди. Природа «Слова» божественна, и это не стоит под сомнением, но потом пришла очередь «Дела», вот тут-то и возникло великое разнообразие! Представим, что искусный мастер сшил несколько прекрасных платьев для очень состоятельных и знатных дам, скажем, герцогини и ее приближенных, но он ведь не может работать один, не может одеть весь город или королевство! По его выкройкам стали работать ученики, естественно, с позволения мастера, – продолжал развивать аллегорию граф. – Один привнес что-то новое из любви к искусству покроя, потому что был творцом по натуре своей; другой ученик оказался ленивым и схалтурил при обработке швов; третий еще слишком неумел и не шьет для благородных дам, его удел – мечтающие выглядеть красиво горожанки, а для них и материальчик подобрать попроще не грех, тем более что хорошее платье стоит дорого! В результате и возникло многообразие форм, которое мы наблюдаем. Одежда у людей вся разная, одно платье легко отличить от другого, а по сути ведь все одно и то же: у каждого платья имеются рукава, воротник, пуговицы…

– Пуговицы не у всех, – прицепилась к слову дотошная белошвейка.

– Не важно, это мелочи, – отмахнулся ораторствующий вельможа, – главное, что ты поняла суть! Давным-давно, только творя наш мир, Всевышний, но не Всемогущий и не Вездесущий Создатель, в этом как раз священники ошибаются, создал шаблоны для всего и сам наполнил их содержанием, воплотил в материю, в «Дело». Посмотрел на творение рук своих и остался недовольным. Вроде бы все было красиво, да только одна гора походила на другую, а один человек был точной копией своего соседа: те же черты лица, тот же рост, во многом схожий характер… Вот тут-то и возник у него вопрос, а как сотворить многообразие, вывести мир из узких рамок шаблонов?! С одной стороны, не было ничего проще, но ведь Творец не мог сам лично работать над каждой горой и совершенствовать черты лица и линии тела каждого отдельного человека или зверя. Слишком много усилий и много времени, слишком много работы, которую творческой, достойной Творца никак не назвать, а ведь прикосновения божественных рук Создателя ожидали и другие, нам неизвестные миры!

– Отдал черновую работу ученикам? – догадалась Танва, которая еще совсем недавно сама была лишь ученицей.

– Ты права, – кивнул Тибар, но затем не удержался и все-таки заговорил о высоких материях, – только вот черновым делом это никак не назвать, скорее доработкой, доведением до несовершенства, созданием отличий, созданием неидеальности, нешаблонности форм и наполняющих их содержаний! Отдельные мелочи, пустяки, комбинация черт характера, разновидностей мастей у шкур животных, все то, что делает все живое и неживое непохожим друг на друга! Черновой такую работу назвать нельзя!

– Я поняла, – кивнула Танва, – но какое отношение это имеет к моему вопросу?

– Самое что ни на есть прямое! – недовольно заметил Тибар, чуть ли не сбитый с мысли. – Прояви достойное девицы терпение и все поймешь! Думаешь, мне легко на пальцах объяснять, как создавался мир?! Итак, Всевышний создал себе помощников…