Алекс попытался еще раз:

– Почему ты стала... такой, Наташа?

С чего бы начать?

– В меня стреляли. Меня били. Предавали. Выбрасывали за борт самолетов. На меня бросались с ножами. Меня давили всеми видами движущихся транспортных средств, которые существуют в мире. Еще вопросы?

– Да уж. – Алекс снова прижал к пульсирующей голове пакет со льдом. – Кто и зачем сделал это с нами? – Он моргнул.

– Дай-ка мне. – Наташа нерешительно протянула руку, взяла лед и приложила к другому месту. Это был жест проявления заботы, редкость для нее. По крайней мере, для первой версии Романофф. Она неплохо умела справляться с поверхностными ранениями и перевязками. Теперь ее рука лежала на лбу Алекса.

Как ты называл меня, младший братишка?

Почему я не помню? Разве это честно?

Ведь это наша жизнь.

Была.

Это была наша жизнь, и у нас ее украли.

Наконец, Наташа подняла взгляд.

– Таша. – Она посмотрела на своего брата поверх пакета со льдом. – Кажется, так меня называли друзья. Насколько я помню. Но не знаю, правда это или нет.

Алекс кивнул.

– Ладно, Таша.

Внезапно смутившись, Наташа встала.

– Это все проект «Чистый лист». Они сделали это с нами. Судя по всему, это какой-то сверхсекретный протокол безопасности, и, похоже, ЩИТ как-то с ним связан. Наверное, они как-то вынудили нас дать согласие. Я наткнулась на название проекта в наших документах, но больше ничего не могу тебе сказать. Пока не могу. В сущности, я знаю лишь то, что твое местонахождение скрывали, вот и все.

– И каким боком здесь замешан Таинственный Иван?

– Возможно, прятали тебя как раз от него. Наверное, нам всем стоило бы держаться от него подальше. – Наташа с силой прижала лед ко лбу Алекса. – Но, как я уже сказала, у меня нет ответов на все вопросы. До воскресенья и вопросов-то никаких не было.

Алекс посмотрел в грязное окно за Наташиной спиной.

– Значит, не было никакого Вермонта? Тогда где я родился на самом деле?

Наташа немного растерялась.

– Видимо, в Сталинграде. Там жила моя... то есть наша семья.

Алекс кивнул, пытаясь сохранить спокойное выражение лица.

– А Нью-Джерси?

Наташа пожала плечами.

– Прикрытие. Ради твоей безопасности.

Алекс вздохнул.

– Ну, это хотя бы объясняет мою любовь к фастфуду в Нью-Джерси. Раз я впервые попробовал его два года назад. – Он поймал ее взгляд. – Значит, моя мама – тоже агент?

Наташа помедлила.

– Высококвалифицированный оперативник. Одна из лучших. Все-таки это очень важная работа. – Наташа посмотрела на руку Алекса, словно хотела дотронуться до нее. – Я уверена, она к тебе привязалась.

– Супер, – сказал Алекс. – Теперь мне намного легче. – Он отвернулся. – По крайней мере, теперь понятно, откуда у меня это. – Он закатал рукав и показал Наташе красные песочные часы, вытатуированные у него на бицепсе.

Наташа побледнела.

– Откуда это у тебя?

– Из тату-салона, видимо.

Наташа пристально смотрела на него.

– Что? Однажды утром я проснулся, а на руке татуировка. – Он попытался спрятать руку. – Кажется.

Наташа покачала головой.

– Это не просто татуировка. Это послание. Для меня.

– Послание? Что еще за послание?

– Что они могут достать тебя. Что ты не в безопасности. Никто не в безопасности.

– Но это не так. Ведь я же здесь. Ничего со мной не случилось.

А если бы случилось, что бы я тогда делала?

Медленно, неловко – похоже, впервые за долгие годы, – Наташа Романофф протянула руку и прикоснулась к руке своего брата.

– Алексей...

Она сжала его руку в своей.

Вдруг Алекс зарыдал так, словно из комнаты высосали весь воздух.

Дешевый матрас под ним затрясся, а он обеими руками ухватился за сестру, уткнулся ей в плечо и рыдал что было мочи.

Ава повязала полотенце над грудью и положила ладонь на дверь ванной. Покосившаяся дверь была липкой от пара, но Ава этого даже не замечала. Вода все еще бежала; Ава хотела, чтобы все думали, будто она до сих пор под душем.

Она закрыла глаза.

Наташа была всего в нескольких метрах от нее – по ту сторону двери, – но, учитывая их квантовую связь, это было все равно что стоять возле костра.

Ава чувствовала ее полностью.

Недоверие, сомнение, облегчение, грусть, вина и...

А это что за чувство?

Непохожее на другие?

Оно трепетало у нее в груди, и волнение мелкой рябью доходило до самых кончиков пальцев. Другие чувства никуда не делись, но это было что-то новое.

Оно рикошетом проходило сквозь Аву даже теперь, через самое сердце.

Любовь.

Наташа Романофф любила брата больше всего в мире.

Она никогда не призналась бы в этом – и Ава никогда не ощущала в ней ничего подобного.

Наташа Романофф умеет быть... счастливой?

Я из семьи супергероев.

Все трое ехали в автобусе по направлению к центру Одессы, и у Алексея Романофф голова шла кругом.

У него появились сестра и подружка, и он сидел прямо за их спинами.

Кого у него не было, так это матери. У Алекса в голове не укладывалось, что та женщина, которую он считал своей мамой, на самом деле ею не являлась, и – кем бы она ни была, – она вовсе не собиралась сажать его под домашний арест до конца жизни, как только он вернется в Нью-Джерси.

А кто теперь будет его наказывать?

Черная Вдова? Она станет его охранять? Определенно, она осталась его ближайшим родственником. И это не домыслы. Это правда. Алекс знал это, вот только он не знал, как с этим жить, и уж точно не понимал, хорошо это или плохо.

Он стал смотреть в окно, за которым проносились улицы Одессы.

Автобус остановился на углу Дерибасовской и Гаванной, вытряхнув их на ужасный пронизывающий холод, который полностью сводил на нет тепло от позднего утреннего солнца. Не говоря ни слова, они с трудом шагали по засыпанной снегом улице – Алекс то и дело вытряхивал снег из своих дурацких мокасин, – пока не вышли на пешеходную дорожку. Затем они зашли в первое попавшееся теплое кафе, с благодарностью оставив заснеженную улицу позади, сели за столик в углу и сделали заказ: полные тарелки жареных яиц, три чашки горячего капучино с молоком и горячий компот.