разложены не листы бумаги, а на этот раз нарезанные прямоугольные карточки с текстом на них. Словно пасьянс Григорич тасовал карточки, меняя одну с другой и с каждой переменной глубоко задумывался. Видя необычное занятие мужа, и насколько мучительно погружен он в решение какой-то задачи, Рита старалась никого не допускать в комнату. Однако маленькая Ирочка все же улучила момент и тихонько подкралась.

— Дедушка, — просящим тоном обратилась она. — А ты стишок обещал со мной выучить.

— Что? — будто из тумана сонным голосом проговорил тот. — Ах, да.

На лбу Григорича резче проявились морщины и, откинувшись на спинку кресла, он заложил ногу за ногу и внимательно посмотрел на внучку.

— Давай. Как там у тебя начинается?

Ирочка собралась с духом, напрягла щечки, задумалась, вспомнила и выдохнула:

— Чому так багато навколо тепла…

Тут она запнулась и сунула палец в нос.

— У тебя там шпаргалка? — улыбаясь, спросил дедушка.

Ирочка отрицательно замотала головой и показала листик, на котором было написано две строчки.

— Замечательно, — пробурчал Григорич, вчитываясь в текст. — Очень даже замечательно. Итак, давай за мной: «Чому так багато навколо тепла?»

Ирочка повторила.

— Только старайся с выражением и ручками обведи всю комнату, мол, вокруг много тепла. Показывай каждое слово, поняла?

Внучка кивнула и повторила с выражением и жестами.

— Це мамине свято весна принесла, — закончил Григорич. — Вот так, умница. И опять покажи ручкой в сторону окошка. Весна оттуда приносит нам мамин праздник.

Ирочка все послушно иполнила. Она повторила полный текст и благодаря взмахам рук, запомнился он уже лучше.

— Только ты произносишь как-то сухо, — заметил Григорич. — Будто сдерживаешься внутри себя. Между тем я замечаю в тебе творческие способности, а ты боишься их проявлять. Знаешь, в чем дело?

— В чем? — хмуро спросила Ирочка.

— Надо верить в то, что говоришь. Поверь, что весна — это мамин праздник. Он теплый и радостный, а зима холодная и злая.

— Хорошо, — тихо произнесла внучка.

— Ты ведь любишь свою маму?

Девочка робко кивнула.

— Вот и правильно. Мама всегда приносит свято, то есть праздник. Поэтому когда читаешь стишок, верь в весну, в маму и в праздник. Поняла?

Ирочка кивнула еще раз, но уже уверенней.

— Хорошо. Теперь иди и порепетируй, потому что сейчас дедушке нужно поработать.

— Ладно, — согласилась внучка. — А что ты работаешь?

— Да вот, пишу, — Григорич окинул глазами письменный стол.

— Сказку? — оживилась девочка.

— О, если бы, — ответил он и побарабанил по столу, вновь тасуя карточки.

Деликатная Ирочка собиралась было на цыпочках покинуть комнату, как вдруг за спиной Григорича заметила нечто, глубоко ее озадачившее. Сгорая от любопытства, она немедленно спросила:

— Ой! Что это?

За спиной сценариста на всю стену было развешено черное полотно, на котором в ряд иголками были прилеплены точно такие же карточки со словами, какие лежали на столе. Григорич брал со стола одну из них и прикреплял на стену. Затем снимал другую карточку из одного ряда, спешно что-то писал на ней и помещал в другой ряд, закалывая ее иголкой. Хмурил брови, поджимал губы и бурчал под нос, после снимал карточку и менял ее местами с другой. Глядя на общую картину со стороны, оставался более-менее довольным и обращал взор на следующий ряд.

— Это, — показал дедушка рукой на стену и стол, — мой рассказ. Только он пока не написан. Все слова и строчки так разбросаны и перемешались, как твои паззлы, что теперь приходится их правильно складывать. И если хотя бы одну карточку положу не в то место, история может пойти совсем в другую сторону.

— Ух, ты, — заинтересовалась внучка. — А как это?

— Смотри, — Григорич взял четыре пустых карточки и написал на каждой из них пару строк. — На каждой карточке одна сцена. Если правильно сложить все сцены, получится рассказ.

— А если неправильно?

— Получится…. другой рассказ, — улыбнулся сценарист и продолжил. — Первая сцена: Бардак в комнате. Вторая: Звонок в дверь, ты идешь открывать. Третья: Ты убираешь игрушки и подметаешь пол. И четвертая: Мама достает из сумки мороженое и дает тебе. Разложи карточки правильно.

Перебирая карточки тонкими пальчиками, Ирочка прежде потасовала их, как делал дедушка — ей это очень понравилось. Копируя его же действия, она отошла в сторонку и взглянула на пасьянс со стороны. И точно так же как дедушка, нахмурилась и пробурчала что-то себе под нос. Григорич не мог не рассмеяться и увлеченно наблюдал за внучкой. А та быстро взяла третью карточку и положила ее после первой.

— Правильно? — спросила Ирочка дедушку.

— Умница, — подтвердил тот. — У тебя и вправду есть творческий дар. А что если сцену бардака поставить после того как мама даст тебе мороженое?

Подуло свежим ветерком, и над головами творческой интеллигенции появилась голова волчонка.

— Тогда, — сказала оскаливавшаяся Кира, — ваша история попахивает ремешком по попе.

— Верно! — похвалил старшую Григорич.

— А если, — предложила она, — так и оставить и посмотреть, что будет?

— Какой удивительно тонкий и прагматичный взгляд на мир, — поразился дедушка и обнял Киру.

Поглощенные созданием рассказа о бедной Лизе и ее медвежонке, девочки чуть ли не легли на стол и стали с интересом менять сцены и придумывать дальнейший ход развития событий. После каждой перемены сцен комната сотрясалась от заливистого смеха или наоборот, воцарялось печальное молчание. Кира заметила, что стена со сценами новой истории Григорича про девочку Лизу похожа на шахматную доску, и, будучи чемпионкой школы по шахматам, она изобретала удивительную историю, совмещая несовместимые сцены, которые подавала ей Ирочка, под которые Григорич пытался подобрать нужные взаимоотношения героев. Контролируя процесс, он подсказывал, что сцены не должны идти так, как ожидает зритель. Для него все должно быть непредсказуемым, каждый шаг героя не должен просчитываться, следующее слово может привести к трагедии. После каждой сцены зритель должен хвататься за голову и меньшее, что может сказать: «Ну, надо же! Кто бы мог подумать!», а большее: «Идиот! Куда он идет? Зачем?»

Диалоги стали выдумывать все вместе, а Рита еле успевала носить из кухни одному кофе, другой «Агушу», третья доедала третью пачку чипсов Lays. В конце концов, чтобы дать себе время отдохнуть, хозяйка приготовила всем пиццу и принесла большие чашки с чаем. Работа закипела. Комбинации предлагались одна за другой, вызывая вопрос: А что дальше? И если дальше тупик, карточка со сценой тотчас отбраковывалась. Но над одной комбинацией трое соавторов думали долго. Первая сцена: Мама ругается на кухне. Вторая: Папа что-то ищет в чулане. Лиза бежит к папе показать письмо деду Морозу. Сцена третья: Папа с мамой целуются. Были еще несколько вспомогательных переходных