Не увидев никого у входа, я спросила:

— Эй, есть кто?

— Есть.

Голос раздался сзади, а через секунду из коридора вышла крупная женщина в зеленом костюме, с волосами, туго закрученными на затылке. Она строго посмотрела на меня сквозь очки без оправы.

— О… У меня назначена встреча с доктором Мардсеном. Вы, случайно, не от него, мисс…

— Делани. Нет, не от него. Я… была знакома с доктором Йоргенсеном.

Окинув помещение взглядом, женщина опустила на пол папки с документами.

— Дело в том, что офис не работает.

В комнате с ковром спокойного серого оттенка висели репродукции картин Гормана, изображавшие женщин племени навахо. Тут же стоял журнальный столик, заваленный выпусками «Форчун». На стойке для приема клиентов лежали букеты увядших цветов с прикрепленными к ним карточками соболезнования.

Женщина напряженно улыбнулась:

— Извините, я ждала хирурга, который собирался выкупить практику. — Она протянула мне руку: — Эстер Олсон, управляющая офисом.

Я не сразу нашлась, как направить беседу в нужное русло. Впрочем, судя по первому впечатлению, Эстер Олсон и самой хотелось поговорить.

— А есть ли шансы, что новый хирург оставит прежний персонал?

— Кто знает…

Улыбка медленно ушла с ее лица.

— Как давно вы работаете у Йоргенсена?

— Тринадцать лет. Устроилась незадолго до того, как доктор Калаян стал его партнером. Эх… Кто мог предположить, что оба… — Прикрыв глаза, она потерла ладонью лоб. — Когда нас покинул доктор Калаян, мы даже не надеялись, что сохраним практику. Доктор Йоргенсен не справлялся с работой физически, а некоторые пациенты не хотели приходить туда, где кто-то умер. Но доктору Йоргенсену хватило стойкости, и понемногу мы справились.

Я как-то упустила факт, что доктора Калаяна убили в этом же здании. Теперь вспомнила. Да, он застал грабителя в офисе. Взгляд Олсон, ставший пустым, заставлял думать, что она помнила более счастливые времена — те дни, когда Нейл Йоргенсен держал судьбу за хвост. Отсасывая жир у самых богатых обитателей Санта-Барбары, он с легкостью «раздевал» своих клиентов. В лучшие из дней Йоргенсен делал подтяжку морщин операцией по добыче золота, а в худшие…

При мысли о том, как Йоргенсен оперировал, «не справляясь физически», меня передернуло.

Тут Эстер Олсон вернулась к реальности:

— Вы были знакомы и с доктором Калаяном?

— Нет. Наверное, год показался вам просто ужасным.

Сняв очки, она протерла линзы носовым платком.

— Да. Началось с той ночи, в июле… когда доктор Йоргенсен позвонил с ужасным известием. Он сказал, что доктор Калаян… Что его больше нет.

— Тело обнаружил сам доктор Йоргенсен?

Слишком прямой вопрос. Вернув очки на место, Олсон изучающе взглянула на меня.

— Извините, — проговорила она, — но как вы сказали: вы были знакомы с доктором Йоргенсеном?

— Я с ним работала.

— Вы тоже врач?

— Нет.

Нужно научиться лгать естественно. Возможно, Эстер Олсон идеализировала Йоргенсена, однако она не была тупицей и хорошо знала, как часто пациенты смотрят в зеркало и решают подать иск. Оглядев мою футболку и джинсы, она спросила:

— Наверное, вы адвокат? Или судебный курьер?

Олсон сделала шаг назад, словно опасаясь, что я могу дотянуться до нее со своими претензиями и спрятанными в лифчике обвинениями.

— Я адвокат. Но пришла сюда не по судебному делу.

— Ради всего святого… Человек умер, не пора ли оставить его в покое?

— Это я вызвала «скорую» в ночь, когда его сбил грузовик.

— Ах…

Она уже подняла руку, собираясь выставить меня из офиса. Но вместо этого приложила кончики пальцев к губам:

— Вы тот самый очевидец? Мы не знали, сумеем ли с вами встретиться. — Губы Эстер задрожали. Она осторожно коснулась моей руки. — Спасибо. — Жестом она предложила мне сесть. — Простите, ради Бога… Присядьте. Мне очень хотелось с вами встретиться. Вы одна из тех, с кем доктор общался перед кончиной. Знаете, он так и не вышел из комы, но ведь вы были там и… Возможно, захотите рассказать, как все произошло, и тогда я смогу понять, что привело доктора Йоргенсена в церковь. А мне нужно это понять.

Глаза Олсон стали печальными, как у собаки. Не хотелось ей рассказывать, что в последние минуты своей жизни Йоргенсен сыпал отборными ругательствами. Вместо этого я описала, как он попытался сорвать проповедь, в конце добавив:

— Доктор был чем-то сильно обеспокоен.

— Значит, вы находились в церкви? Мне казалось… По крайней мере об этом сказали парамедики… — Она отпрянула: — Вы одна из «Оставшихся»?

— Нет, ни за что на свете.

Я коротко рассказала то, что могла, и напряжение Олсон немного спало.

— Отвратительные люди, — сказала она. — «Оставшиеся» пикетировали похороны Калаяна.

— Миссис Олсон, пусть это звучит странно, но я должна высказать свое мнение. Некоторым, пока неизвестным мне образом, «Оставшиеся» причастны к смерти доктора Йоргенсена. — Встретив недоуменный взгляд, я добавила: — Понимаю, это звучит действительно странно.

— Нет-нет, вы правы. Не могу сказать ничего конкретного, но вы совершенно правы.

Энергично подавшись вперед, Олсон попросила меня описать последние минуты доктора. Как могла, я передала состояние Йоргенсена: смятение и безумную ярость. Она покачала головой:

— Он никогда таким не был. Очевидно, повлияла болезнь.

На самом деле мне показалось, что доктор Йоргенсен виртуозно проспрягал глагол «трахать» и все его синонимы, но Олсон вряд ли приняла бы это за доказательство. Наконец я спросила:

— Где он мог заразиться бешенством? Идеи есть?

— Ни единой. Вообще не представляю себе. Невообразимо в принципе. — Она решительно выдохнула. — А теперь кое-кому придется колоть вакцину и наблюдаться у врача. И вот что они сделают чуть позже: оформят бумаги на компенсацию ущерба за счет имущества Йоргенсена. Попомните мои слова.

Не желая, чтобы меня выставили, я не стала докладывать госпоже Олсон о том, что сама принадлежу к этой компании. И решила сменить тему, спросив:

— Интересно, поймали убийцу Калаяна или нет?

— Нет.

— Как я поняла, доктор Калаян столкнулся с грабителем, охотившимся за наркотиками?

— Так считает полиция. Но… — Она скептически скривила губы, явно не желая вспоминать это дело. — Это шокировало доктора Йоргенсена, а теперь не дает покоя и мне. Обстоятельства дела — вот что совершенно не стыкуется с выводом.