Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром я отправилась в Чайна-Лейк, на свидание к Брайану. Когда мы с Люком приехали на место, осеннее солнце стояло совсем низко и город, раскинувшийся под голубым небом, казался сверкающим чистотой и ярким. Дорога сильно утомила Л юка, но едва мы припарковались около здания суда, он выпрямился на сиденье, напряженно и жадно всматриваясь в темноту, словно желая увидеть в ней своего горячо любимого отца.
— Так, тигренок, сначала несколько слов. Мы встретимся с твоим папой в комнате с большим окном посередине. Мы будем по одну сторону от окна, а он по другую, так что ты не сможешь его обнять.
Люк слушал, сопя, и смотрел на меня своими огромными темными глазами.
— И еще: он носит тюремную одежду.
— Я смогу говорить с ним? — спросил Люк.
— Да, конечно. Теперь пошли, мы заходим внутрь.
В комнате для свиданий мы сидели рядом, уставившись в прозрачный барьер. На лице мальчика застыло выражение усталости, он выглядел не по годам взрослым и отягощенным заботами. Когда дверь с противоположной стороны открылась и Брайан вошел в комнату, Люк замер. Остановился и Брайан. На его лице, вмиг помертвевшем, отразилась странная смесь радости и страха.
— Здравствуй, папа.
— Привет, чемпион.
В тюремных стенах не существовало такого понятия, как разговор по душам. Наша беседа крутилась вокруг совершенно нелепых светских тем. Брайан сидел, неестественно выпрямившись, с напряженными, как у бульдога, плечами.
Люк казался мне попавшим в космическое пространство, где не хватало воздуха для дыхания, не было ни верха, ни низа, ни твердой почвы под ногами.
Пришлось огорчить брата, сообщив про болезнь мамы, попавшей в больницу с диагнозом «лихорадка Денге», а затем совсем выбить из колеи предложением Салли Шимады насчет интервью. «Ни в коем случае!» — так ответил он. Потом я поинтересовалась, что сказал адвокат.
— Он полагает, что у полиции есть две версии… случившегося с Питером Вайомингом.
Произнеся эти слова, Брайан искоса взглянул на Люка.
— А именно: либо все произошло из-за ревности, либо в ходе сделки по продаже оружия.
Я подалась вперед.
— Тебя подозревают в продаже оружия «Оставшимся»?
— С базы действительно пропадало имущество. ВМС обнаружило проблему при инвентаризации. Я служу в авиации флота, значит, я и виноват. Два плюс два равно семнадцати.
Я не сомневалась в желании «Оставшихся» наполнить свои арсеналы из запасов, хранившихся в Чайна-Лейк. По их представлениям, база — это супермаркет, переполненный сверхсмертельными товарами. Конечно, им могла прийти мысль прикупить кое-какое оборудование. При Люке я не решилась высказывать эту мысль вслух, спросив вместо этого:
— А что делает адвокат?
— Планирует стратегии. Я уже сказал ему, что единственная приемлемая стратегия — поймать греб… поймать того, кто это сделал.
— Над этим я работаю. Кстати, тебе ничего не говорит имя Милдред Хопп Энтли? На нее записана земля, где стоит лагерь «Оставшихся». Мы ходили в школу вместе с…
— Кейси Хопп, — вспомнил Брайан. — Бог ты мой…
— Знаешь, кто это?
— Тяжелый случай. Хроническая неудачница с большой буквой «Н» на лбу. Была в меня влюблена. Неужели не помнишь?
— Нет. Даже не знала, что Кейси — это девица.
— Она водилась с шайкой девчонок, которые вечно торчали на улице поблизости от нашего дома. Караулили, когда я выйду. По утрам мы находили на тротуаре пивные банки и окурки.
Во мне шевельнулось смутное воспоминание.
— Так это была Кейси?
— Ну да. Она что, связалась с «Оставшимися»?
— Пока не знаю.
Брайан сел еще более прямо.
— Но ты узнаешь, правда?
— Таков мой план.
За Брайаном открылась дверь. Вошедший в комнату караульный сообщил, что время свидания истекло. Брайан даже не повернул головы.
— Отлично.
Попрощавшись, я встала, повернувшись к выходу. Люк сидел неподвижно.
— Когда ты вернешься домой?
Брайан взглянул на меня. Хотелось исчезнуть, сделаться незаметной и умереть.
— Не знаю, малыш. Надеюсь, уже скоро.
Наверное, услышанное было для шестилетнего ребенка тем, чем бывает свободное падение в глубоком космосе, — вокруг лишь темнота, в которую не проникают лучи солнца. Пауза тянулась.
— Веди себя хорошо, слушайся тетю Эван.
Плечи Люка дернулись. Мне показалось: еще мгновение, и он закричит. Но вместо этого он неожиданно твердо встал на ноги, словно открыл для себя силу тяжести. Забравшись на стул, Люк приложил ладони к оргстеклу, оставив на прозрачной стене предназначенный отцу поцелуй.
— Папочка, я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю.
Подумав, что Брайан ничего больше не скажет, я взяла Люка за руку, собираясь к выходу. Ноу самой двери брат внезапно меня окликнул. С трудом удерживаясь от слез, он прищурил глаза. Оставив Люка, я пошла обратно к барьеру.
— Не приводи его сюда, — сказал Брайан. Потом повернулся и вышел.
Кейси Хопп. Имя не могло быть простым совпадением. Город слишком маленький, а тот кошмар казался слишком близким и слишком плотно окружившим мою семью. Где теперь Кейси Хопп? И кто она теперь?
Я решила наведаться к Эбби Хэнкинс. Малышка Хейли с развевавшимися от легкого ветерка светлыми кудрями каталась по дорожке на своем трехколеснике. Толчком открыв прозрачную дверь, Эбби махнула рукой:
— Привет, подруга!
— Помнишь фотографию Кейси Хопп из школьного альбома? Хочу взглянуть еще раз, — с порога заявила я.
Эбби поправила очки.
— Есть кое-что получше. Выпускной альбом следующего года. Вот другой портрет мисс Хопп. И знаешь, Кейси не настоящее имя. Это прозвище, полученное за инициалы: «кей-си».
Склонившись над плечом Эбби, я всмотрелась в снимок.
На самом деле Хопп звали Кристал, и на фотографии она казалась рассерженной. Возможно, потому; что фотограф снимал ее в накидке из фальшивого меха, весьма отдаленно напоминавшей форму, принятую в «Клубе оставленных после уроков». Внешность, ничем не примечательная: выдающиеся скулы, длинные прямые волосы и глубоко посаженные глаза. Чудилось что-то знакомое. Наверное, в манере держаться и в той ненависти, которая исходила от изображения.
Внутри, в глубине подсознания, нарастало одно нехорошее подозрение. Я сказала:
— Нужно отнести фото в полицию. Возможно, у них найдется художник, способный добавить возраста этому портрету.
— Что? Полицейский художник в Чайна-Лейк?
Конечно. Я не исключала, что единственным художником, способным выполнить такую прогрессию, могла оказаться Табита. Нужна была компьютерная программа вроде той, что имелась в клинике доктора Йоргенсена. Когда я поделилась этой мыслью с Эбби, она вдруг воскликнула: