— Вы не пострадали? О боже! Что я наделала?!

— Ничего, — сквозь зубы сказала Алина, глядя, как «Жигули» проехали вперед, а через сто метров свернули на обочину и остановились. Но из машины никто не выходил.

— Что с вами? — испуганно заговорила женщина. — Может быть, вызвать «скорую»? Ой! У вас на щеке кровь! Но ведь вы сами виноваты!

— Да оставь ты меня в покое! — закричала Алина. — О господи! Выбраться без единой царапины из такой огромной пробки и попасться на такой ерунде! Это же кошмар какой-то!

Она отчаянно посмотрела на «Жигули», стоящие на обочине. Оттуда по-прежнему никто не выходил.

«Жигули»

— Кроме Антонины Дмитриевны никто к тебе не едет, — сказал Петров, поговорив с заведующей.

— А эта зачем тащится? — поморщился Греков.

— У нее дети в милиции. Куда мы… куда я направлюсь, как только пересяду в свою машину. Она поедет со мной.

— Почему ты сказал «мы»?

— Я оговорился.

— Нет, ты не оговорился. Почему ты так сказал? Что ты знаешь? Ну? Говори!!

В это время они увидели, как к красному «ягуару» Одинцовой опасно приближается джип, а та, как назло, притормозила. Удар! Отвратительный звук, когда металл скрежещет о металл. Они невольно вздрогнули.

— О черт! — сказал Греков.

— Приехала, — констатировал Петров.

— Ну теперь она никуда от нас не денется. Сворачивай!

— Куда?

— Куда-куда! На обочину!

Петров послушался и, проехав метров сто, машина остановилась. В зеркало заднего вида они наблюдали, как водитель джипа выскочила из своей машины и кинулась к Одинцовой.

— Ну все! — потирая руки, сказал Греков. — Можешь теперь ее допрашивать! Никуда не денется!

— Я уже это сделал, — спокойно сказал Петров. — Я уже допросил госпожу Одинцову.

— Когда? — растерялся Греков.

— Вчера.

— А… где?

— В управлении. У себя в кабинете.

— И… что она тебе рассказала? — Все.

— Я не понимаю.

— Она рассказала мне все. С самого начала. О том, как ты ее шантажировал. О Нине, которая собрала на тебя огромный компромат. О том, что квартира была не твоя, а жены, особняк и машина тоже записаны на нее.

— Я не понимаю… — хрипло повторил Греков.

— У тебя руки дрожат, Юра.

— Я не понимаю…

— Одинцова рассказала о том, как пришла к тебе… Ты помнишь, когда это было? Месяц назад. Нина уехала к маме. На этот раз она действительно уехала к маме.

Греков подавленно молчал.

— Одинцова пришла к тебе, — продолжал Петров, — и сказала, что твоя жена хочет тебя сдать. Пойти в прокуратуру со всем, что у нее есть. И подать на развод. Одинцова тебя пугала. И ты… Ты испугался, Юра!

— Сука! Убийца!

— Нет. У нее есть алиби. Она в тот вечер была не одна. Прислуга ночевала в доме. Соседи это подтверждают.

— Она им заплатила!

— Ее соседи — люди богатые. Их не купишь. Алина Одинцова из дома не выходила. Я тщательно все проверил. Она не могла убить твою жену. А вот у тебя есть алиби?

— Я не убивал!

— Она тебя науськала. Научила. Обрабатывала тебя. Внушала, что это идеальное убийство. И ты это сделал.

— Нет!

— Да. Я знал это еще вчера. У меня на руках был результат экспертизы. Об атропине сказала Одинцова. Когда ты от нее ушел, пузырек, стоявший в шкафчике, на кухне, пропал. Она тебе показывала этот пузырек. А потом он пропал.

— Я его не брал!

— Брал, Юра, брал. И убил свою жену. Ты месяц подмешивал ей в пищу атропин. А потом подумал, что подходящий момент настал. Уволил строителей, которые работали на доме. Спровоцировал скандал. Нина действительно кричала, что ты больше ее не увидишь. Но она имела в виду не самоубийство. Она решила от тебя уйти. И ты понял: надо действовать. Пора! Ты ушел открыто, уехал на машине, а вернулся тайком. И пешком. Около полуночи. Открыл дверь своим ключом. И вошел. Нина лежала на диване, в гостиной. Спала. Ты подошел к ней, спящей, приставил пистолет к ее виску и… выстрелил.

— Нет, — затравленно сказал Греков.

— Это ты ходил наверху, когда в дом вошли братья Петуховы. Ты, а не кто-нибудь другой. Ты мне не сразу позвонил. Сначала попытался успокоиться. Я знаю, у тебя бутылка виски наверху припрятана, в твоей спальне.

— Нет!

— Что, не припрятана?

— Да. То есть… Черт! Что я говорю?!

— По факту взяток, которые ты берешь, ведется служебное расследование. Накануне гибели Нина все-таки передала мне материалы. Есть ордер на твой арест. Тебе некуда идти. Ты попал. Скажи: ты убил Нину?

— Да! Да, да, да! Убил! А что мне оставалось?! По миру пойти?! Она, сука, следила за мной! Она решила меня бросить! Сдать меня прокурору! Второй раз мне бы это с рук не сошло! У меня выхода не было! Я и жил-то с ней только потому, что она меня шантажировала!

— И ты ее убил.

— Да!

— Я хотел задержать тебя сегодня вечером, после поминок, — устало сказал Петров. — Но мы попали в пробку.

— И ты решил меня раскрутить…

— Я же видел, что ты нервничаешь. И выпить хочется, а нечего. Ты сломался. Еще когда узнал о ее деньгах, об измене, о ребенке, о том, что было вскрытие, — сломался. Все, Юра. Мы приехали.

— А что у тебя в кармане куртки? Наручники?

— Да.

— Хочешь надеть их на меня?

— Хочу. Очень хочу. Греков устало сказал:

— А ведь ты был моим другом.

— Думаешь? Скорее, приятелем.

— Мы столько дел вместе раскрутили. Последнее одолжение можешь сделать?

— А именно?

— У тебя в кармане не только наручники.

— Ты намекаешь на то, что у меня там пистолет?

— Да. Ведь ты же на задержание ехал, — усмехнулся Греков. — Опасного преступника. Быть может, хотел меня убить. При попытке к бегству.

— Быть может, — равнодушно сказал Петров.

— Так сделай одолжение: дай мне самому это сделать.

— А ты уверен?

— Да. Я в тюрьму не хочу. Дай мне, пистолет, Володя.

С минуту Петров напряженно раздумывал. Юрий Греков старался не смотреть ему в глаза.

— Ну, хорошо, — сказал, наконец, Петров. — Это твой выбор.