Говорить лежа было неудобно. Будто с потолком споришь. Ира рывком села на кровати.

– Я живу настоящим.

– В том и проблема, что не живешь. Вместо того чтобы успокоиться, ты только сильнее себя нервируешь. Отвлекись от переживаний, посиди, послушай музыку, наконец. Нет ничего зазорного в том, чтобы на один день отказаться от правил тленного мира и побыть счастливой.

– Счастливой? – разозлилась Ира. – Нет, спасибо. Не знаю вещи более отвратительной, чем мечта о счастье.

– По-моему, тебя заносит, – предупредила Даша.

– Никуда меня не заносит! – вскрикнула Ира. Она завелась и не желала останавливаться. – Разве ты не видишь, что счастье – это фетиш? Что это уловка из той же серии, что морковка для ослика? Если обычная жизнь заключается в том, чтобы днем работать, а вечером смотреть сериалы, то представления о счастье упираются в то, чтобы не работать вообще и смотреть сериалы круглыми сутками. Желательно в мягких тапочках и с коктейлем в руке. И изредка путешествовать первым классом. Разве это не убого?

Даша, внимавшая с каменным лицом, разомкнула губы, до того плотно сжатые, и сказала:

– Не хочу это обсуждать. Пойду зубы чистить.

Оставшись одна, Ира выругалась. Постоянно так: начинаешь спор вроде бы с конкретным человеком, а заканчиваешь – с воображаемым противником, полном махровых заблуждений.

Ира ненавидела культ счастья, потому что его многочисленные сторонники почитали за высшее благо либо набор мещанских радостей, либо нечто до такой степени абстрактное, что не заслуживало даже упоминания. Усердие, с каким некоторые уверяли, будто они безмерно счастливы и умеют расслабляться (очередное мерзкое словечко), настораживало, ведь те, кто настоятельно советует забивать на проблемы, обычно не только не способны «забивать», но и тщательно маскируют собственное беспокойство по этому поводу. Иру раздражали бесконечные фильмы про психотерапевтов и прочих героев офисно-кабинетной современности, рванувших за счастьем на край света, чтобы на границе жизни и смерти обнаружить, что счастье всегда находилось в пределах досягаемости, буквально под боком, в пресловутой зоне комфорта.

* * *

Наутро ни Ира, ни Даша не касались вечернего разговора. Церемонной вежливостью соседка подчеркивала свою неисчерпанную обиду. Ира, вопреки внутреннему зуду, не извинилась. Не за что. К тому же незачем распаляться перед грядущим обсуждением в музее.

План Иры обладал как минимум двумя уязвимыми местами. Во-первых, за несанкционированное публичное мероприятие организаторам грозят последствия в виде штрафа, административного ареста или общественных работ. Во-вторых, чутье подсказывало, что представители беледышской общины вряд ли одобрят ограничения по еде. Отказ от мяса, если он не сводится к медицинским предписаниям, прочно ассоциируется у консерваторов с сектантством.

Самая же большая уязвимость плана состояла в том, что предлагал его человек со стороны. Без авторитета. Без благородной седины в волосах. Да еще и девушка. Минус на минусе. Тут надо быть вдвойне убедительной, а то и втройне.

Ира надела черные брюки и просторный акриловый однотонный свитер бежевого оттенка, чтобы никто из беледышцев вдруг не заподозрил, будто она желает соблазнить их чем-то, кроме протестного настроения.

Краевед назначил сбор на шесть, потому что в этот час музей традиционного быта закрывался для посещений. Хотя пунктуальная Ира явилась за пять минут до назначенного времени, ее уже ждали.

Помимо Шалкиева, местную общину представляли пятеро. Братья Камай и Ахман, оба по-фински белокурые и голубоглазые, работали экскурсоводами в Беледышской слободе. Самые молодые из всех незнакомцев, они единственные искренне приветствовали Иру. Туктар, сухопарый усач с проплешиной на макушке, назвался архивным служащим. Его скрещенные на груди руки и твердый, словно засохший пряник, взгляд не добавили Ире уверенности. Наконец, пожилые супруги Анар Гиреевич и Надина Азмаковна, похоже, пришли на встречу из праздного любопытства. Анар Гиреевич сосредоточенно поглаживал короткую, но густую бороду, Надина Азмаковна же с прищуром косилась на магистрантку, как на вероятный источник неприятностей. Ира сразу для себя решила, что гендерной солидарности она точно искать не станет.

– Я им сказал, что инициатива насчет акции моя, – шепнул Шалкиев. – А вы якобы подбросили идею по реализации.

Участники встречи расселись за столом, над которым свисала оттертая до блеска керосиновая лампа. Ира вообразила себя на подпольной сходке лет эдак сто десять назад. Сейчас Шалкиев выключит свет, зажжет лампу, задует спичку и шепнет что-нибудь конспиративное.

От этой картинки в голове Ира повеселела.

– Я учусь в БГУ и пишу диссертацию по беледышской культуре, – начала она свое выступление. – Когда Япар Тимерович сообщил мне, что на священном для вас месте бизнесмен Хрипонин под покровительством мэрии устраивает крафтовый фестиваль, меня это возмутило. Я не верю, что в таком большом городе не нашлось иной площадки.

Шалкиев жестом предупредил Иру, что намерен ее перебить.

– Когда я заявил, что многие беледышцы готовят протесты, – произнес краевед, – Ира вспомнила об акции «Еда вместо бомб», пользующейся успехом во всем мире.

Ира, которой снова уступили речь, продолжила:

– Верно, движение «Еда вместо бомб» распространено в разных странах и на разных континентах. Это один из способов борьбы с голодом, войной, произволом властей. Активисты на шумных улицах устраивают пункты питания для всех желающих. Кормят чем-нибудь простым: гречкой, рисом, чечевицей, овощным рагу. Я в свою очередь предлагаю чуть-чуть изменить форму. На входе мы притворимся обыкновенными посетителями фестиваля и попадем туда. Оказавшись в ярмарочном павильоне, мы раздадим еду и листовки, где напишем о том, как в республике ущемляют коренное население. Если действовать аккуратно и не привлекать внимание охранников хотя бы до поры до времени, то все пройдет гладко. Наше преимущество в непредсказуемости. Поверьте, такого протеста от нас никто не ожидает. Тем больше шансов, что акция сработает.

Слушатели молчали. На лицах Камая и Ахмана читалось по меньшей мере любопытство. Пожилые супруги о чем-то перешептывались. Архивный служащий по-прежнему не разжимал сцепленных рук.

– «Еда вместо бомб», в отличие от рядового пикета или митинга, позволяет расположить к себе посторонних людей. Это, помимо прочего, и творческий подход. В меру консервативный и в меру новаторский. Одно дело – стоять с плакатом и отталкивать прохожих хмурыми лицами, другое – угощать незнакомцев вкусной пищей и тем самым располагать к себе тех, кто пока не определился с позицией. Мы показываем остальным, что мы не только принципиальные, но и дружелюбные.

Камай поднял руку.

– Что вы имеете в виду, когда говорите о том, чтобы не привлекать внимание охранников до поры до времени?

Ира не уловила в голосе сомнения или насмешки. Скорее здравое любопытство. Это обнадеживало.

– Спасибо за вопрос, – сказала Ира. – Я подразумевала, что при слаженных действиях мы распространим и еду, и листовки до того, как нас выдворят. Проще