однушку в спальном районе Клина, подальше от камер слежения, и на такси наведался в Москву ради визита в паспортный стол. Чтобы восстановить якобы утерянный загранник.

– Заявление, квитанция, цифровое фото, – перечисляла сотрудница, сверяя документы перед собой со списком в ее голове. – Военный билет?

– Не служил.

– Тогда приписное свидетельство.

– Завалялось где-то… Это обязательно?

У Марка плохо выходило излучать обаяние.

– Неполный комплект документов я не приму.

– Можно я донесу приписное завтра?

– Нет. Записывайтесь на прием снова и возвращайтесь с полным комплектом.

Марк пообещал так и сделать, внутренне смиряясь с тем, что сюда он больше не явится. Разумеется, можно поискать нужных людей, которые подделывают документы. А затем сесть в тюрьму, проклиная себя и жалея за то, что связался не с теми…

Вечером Марк без закуски одолел бутылку скотча, отмечая свое поражение. Фоном гудел телевизор: судебное ток-шоу, сериал для домохозяек, новости. Ухо зацепилось за фрагмент интервью с патриархом. Святейший вещал: «Внешняя политика России будет притягательной для многих людей в мире до тех пор, пока сохраняет нравственное измерение». До чего он прав, леший его подери. Как точно, как емко и смело. Политика, какой бы деструктивной она ни была, вербует сторонников ровно до тех пор, пока вершится под прикрытием добра, справедливости, самопожертвования, солидарности и прочих этических понятий. Нравственное измерение. Патриарх ткнул истину в мякотку.

Перед вылетом в Норильск Марк купил в Москве медный портсигар, чтобы складывать туда порченые сим-карты.

Прилипчивые отцовские посланцы следовали за Марком от Калининграда до Владивостока. Его встречали в аэропортах и отелях, к нему подсаживались в кафе и ресторанах. Кто-то вежливо справлялся о делах, кто-то вел себя до отвращения развязно и предлагал кончать с детскими играми.

Для себя Марк решил, что отец велел не убивать сына, поскольку испытывал к нему остаточную симпатию, и, надеясь на его возвращение, слал по миллиону ежемесячно. Деньги лихие, но третьестепенные футболисты из российской премьер-лиги, по праву рождения обладавшие нужным паспортом, получали в разы больше. И тоже, в общем-то, ни за что.

Если «Фейсбук» не врет, Анна вышла замуж за дипломата и переехала в Рим. Судя по снимкам, она уже состарилась, а Марк все еще нет.

Спустя годы он даже перестал проклинать отца, ведь это гиблая затея – винить в своих бедах кого-то одного, в том числе и себя. Беды – это сумма составляющих, состав и значимость которых ты никогда не определишь, как ни крути. Марк сделал выбор и оставался ему верен, как его уснащенный регалиями папаша – своему.

Иногда Марк знакомился со случайными людьми в аэропортах и на прогулках, в рюмочных и пабах. Это был отличный способ развлечься и не одичать.

Добравшись до центра в Ростове-на-Дону, Марк, не откладывая, побрел в самый рейтинговый бар.

– У нас акция, – известил бармен. – При заказе коктейлей, начиная от двух порций, минус тридцать три процента от цены.

– Здорово! – воскликнул Марк. – А техасский коктейль у вас есть?

– Это как?

– Забейте. Плесните мне лучше кислого эля. Кран номер восемь.

По пути в гостиницу Марк натолкнулся на заборную надпись «ЗЕВС ПАЦАН» и широко улыбнулся.

В первую ростовскую ночь приснилось, что его застигли врасплох. Марк прыгнул с третьего этажа гостиницы, чтобы не попасться. Он беспомощно молотил ладонями по шершавой стене и летел сквозь колючие ветки. Марк помнил, что, если не пробудиться от малодушия, если не катапультироваться в реальность, то сон продолжится и не перетечет в другой.

Он не разбился. Поджидавшая внизу миловидная девушка в голубом платье, но не Анна, спасла его от преследователей и укрыла у себя дома. Пообещав поводить спасительницу по любимым московским местам, Марк проснулся.

Елисей

Получаешь такой рану. Бритвой исподтишка полоснут либо гвоздем поцарапают. Вроде как несущественно, ты ведь мужик и привык к мелочам. Шагаешь дальше, улыбаешься. И вдруг, когда, казалось бы, пережил боль и перетерпел, падаешь на землю без сил, так как кровь продолжала течь, а ты не обращал внимания.

На сей раз в роли бритвы выступила Ира. Сперва она облила его пивом, а затем сделала жертвой мучившей ее «недосказанности».

В разговорах с соседями Елисей и словом не обмолвился о переписке с Ирой. Иначе непременно пришлось бы уснащать рассказ жалобами и проклятиями, в ответ на которые Влад разлил бы по рюмкам крышесносный ржаной самогон и разразился бы пространным монологом на тему коварных и изворотливых женщин. Этого Елисею хотелось меньше всего. Обвинять девушку – значит признавать ее превосходство над собой, как ни взгляни.

Кроме того, Елисей по-прежнему желал Ире блага. Несмотря на все. Поэтому он опасался, что его ерничество поспособствует превращению Иры в безучастное чудовище.

* * *

– Как жизнь? – звонила мама. – Что происходит?

– Нормально, – отвечал Елисей. – Ничего.

И говорил чистую правду. Пришибленность и разбитость – это абсолютно нормально, а бесповоротный разрыв с девушкой, с которой вы вдвоем даже в гипермаркете не отоваривались, никак не причислишь к достойным упоминания событиям.

Елисей продолжал горстями пить таблетки, прописанные лором и гастроэнтерологом. Судя по отсутствию эффекта, медикаменты то ли не помогали, то ли лечили не от тех болезней. К отеку горла и кашлю добавилась хроническая усталость. В свободные от работы дни Елисей спал по четырнадцать часов в сутки и все равно чувствовал себя измотанным. Он начинал понимать некогда раздражавшие его благоглупости инвалидов и тяжелобольных людей, которые несли миру философию Простых Житейских Радостей. Инвалиды с видом древнегреческих мудрецов учили ценить самые обыкновенные вещи: небушко, солнышко, зеленую травку под ногами, треплющий волосы ветерок и прочую легкодоступную чепуху.

Раньше Елисей, упражняясь в психоанализе, рассматривал эту подчеркнутую любовь к простым радостям как стремление недужных людей задешево урвать свою порцию наслаждения. Теперь же он ловил себя на мысли, что болезнь делает близоруким и избирательно-сентиментальным любого человека. Если день выдавался ясным и безветренным, Елисей гулял в парке, где росло множество рябиновых кустов. Последние из пересохлых ягод, не склеванных птицами, краснели на ветках. Елисей то и дело отдыхал, придерживаясь за морщинистые стволы деревьев, и с запрокинутой головой наблюдал, находя его синеву пронзительной, позднее осеннее небо. Небо украшал бледный, точно затянутый пленкой, полукруглый кусочек луны, пребывающей в первой четверти.

Смотришь на облака – словно неподвижные. Приглядишься – скользят тихонько, будто незаметно.

В парке устраивала пробежки пожилая пара в голубых спортивных костюмах. Заботливый старичок, очевидно, замедлял темп, чтобы двигаться вровень со спутницей. Она же благодарной улыбкой давала понять, что ценит галантность и чуткость супруга. В тех же ролях Елисей вообразил себя с