обычного человека уже сложилось мнение, что подводные лодки только тем и занимаются, что горят, взрываются и тонут. Слава богу, что это не так. В противном случае где был бы наш флотский профессионализм? Ещё адмирал Горшков говорил, что в основе подавляющего большинства аварийных случаев на флоте (впрочем, как и везде) лежит чьё-то разгильдяйство и пренебрежение служебными обязанностями. Смею вас заверить, что наши подводники в основной своей массе этим не грешат. Потому и аварий на подводном флоте происходит не так много, как, может, кому-то хотелось бы и что с точки зрения продвинутых сценаристов – скука смертная.

Любая авария – это роковое стечение обстоятельств, а современные подводные лодки – весьма сложные технические устройства, поэтому вероятность технического сбоя, возникновения нештатной ситуации по не зависящим от человека причинам присутствуют всегда, но, поверьте, при надлежащем грамотном обслуживании и соблюдении правил эксплуатации, эта вероятность чрезвычайно мала. И тут всё зависит от командира. От его профессионализма, педантичности и требовательности. Как он организует экипаж, как подготовит офицеров, как те, в свою очередь, подготовят матросов... Вопреки сложившемуся мнению, хороший командир – не тот, который героически взрывался, тонул и горел и прошёл, таким образом, через все романтические горнила, а тот, который педантично, без позёрства, изо дня в день исполняя нелёгкие командирские обязанности, сумел на своём корабле ничего подобного не допустить.

Вот и меня угораздило попасть под начало к такому командиру. Он драл с офицеров три шкуры, те в свою очередь драли с матросов, в итоге, стыдно сказать, – ни одной сколь-нибудь существенной аварии за всё время службы! Даже за праздничным столом на День флота друзьям пощекотать нервы нечем, всё какая-то мелочёвка. Но что делать, если закон жанра требует, а придумывать ничего не хочу? В этом случае для удовлетворения жажды сильных ощущений, позвольте предоставить вам интервью из газеты «Родина» с одним по-настоящему героическим человеком, Подводником и Офицером с большой буквы. Вот оно:

«Россия давно, с момента окончания Великой отечественной, не вела войн на море. Однако и в мирное время с нашими подлодками случилось два десятка катастроф, закончившихся гибелью всего экипажа либо его части. Информация о большинстве этих трагедий долго хранилась под грифом «секретно». Вот и о произошедшем 21 октября 1981 года на Дальнем Востоке ЧП с лодкой С-178 стало известно лишь через четверть века. Но подвиг капитан-лейтенанта Сергея Кубынина и сегодня остаётся не оцененным Родиной.

– Вы ведь из семьи военного моряка, Сергей Михайлович?

– Можно сказать, у нас династия. Отец участвовал во Второй мировой, воевал и с Японией, служил главным старшиной на Тихоокеанском флоте. Я родился во Владивостоке, поэтому с первого дня был заточен и обречён. Иная дорога, кроме моря, исключалась. В 1975 году окончил минно-торпедный факультет Высшего военно-морского училища имени адмирала Макарова и сразу был назначен командиром боевой части (БЧ-3) дизельной подлодки. В 1978 году на С-179 участвовал в стрельбах на приз главкома ВМФ. Мы зарядили шесть торпед под океанский лайнер „Башкирия“, на котором находился адмирал флота Горшков. Все прошли точнёхонько под целью, как и требовалось. Возвращаемся на берег – и начальник политотдела ТОФ вручает мне ключи от квартиры. Представляете, квартира! Комната одиннадцать квадратов, зато своя.

Вскоре вышел приказ, и я стал старшим помощником командира на подводной лодке С-178.

– На ней-то вы и попали в переделку?

– Весь наш экипаж... Был хороший ясный день. Волнение моря – два балла, видимость отличная. Мы возвращались во Владивосток, откуда вышли тремя сутками ранее для обеспечения глубоководного погружения С-179, на которой я прежде служил. На борту у соседей находился комбриг, у нас – начальник штаба бригады. Таков порядок. С-179 нырнула на сто восемьдесят метров, отработала задачу, и все пошлепали обратно. Когда подходили к дому, нам поступила радиограмма: зайти в 24-й район рядом с Русским островом и замерить уровень шумности лодки. Выполнили что требовалось и пошли дальше. Как и положено, двигались в надводном положении со скоростью девять с половиной узлов. До базы оставалось полтора часа, когда в одиннадцати кабельтовых от острова Скрыплёва нас протаранил океанский „Рефрижератор-13“, проделав пробоину в шестом отсеке...

Я находился во втором отсеке и собирался подниматься на мостик, чтобы объявить боевую тревогу. Так предписывает устав: на определённых рубежах повышается боеготовность. Лодка ведь шла через входной Шкотовский створ, дальше – пролив Босфор Восточный. Однако туда мы не попали...

На „Реф-13“ с утра праздновали день рождения старпома Курдюмова и к вечеру так „наотмечались“, что вышли в море, не включив сигнальных огней, хотя уже стемнело. Стоявший на вахте четвёртый помощник капитана рефрижератора заметил наш пеленг, но Курдюмов не сменил курс, лишь отмахнулся: мол, не беда, какая-то мелкая посудина болтается, сама дорогу уступит. Проскочим! Но рыбаки-то нас видели, а мы их – нет! Это и в материалах уголовного дела записано.

– Вы могли обнаружить угрозу только визуально?

– Акустик слышал шум винтов, однако вокруг находилось много других плавсредств, они создавали единый гидрошумовой фон. Что там вычленишь? К тому же рефрижератор двигался вдоль берега со стороны

Русского острова. Не ухватишь! У нас на мостике стояли командир лодки, капитан третьего ранга Валерий Маранго, штурман, боцман, рулевой, сигнальщик, вахтенный офицер, матросы... Двенадцать человек. И никто ничего не заметил! Увидели силуэт корабля, когда тот подошёл совсем близко. Сразу даже не поняли, стоит судно или идёт. Командир крикнул стоявшему наверху сигнальщику: „Освети его ратьером“. Это такой специальный фонарь особого устройства. Матрос включил прожектор: мама дорогая! Огромный форштевень перед носом! Дистанция – два кабельтовых, 40 секунд хода! Куда тут увернёшься? Рефрижератор шёл нам практически лоб в лоб и мог угодить в первый отсек, где находились восемь боевых торпед, а это две с половиной тонны гремучей взрывчатки. Они не выдержали бы прямого удара и наверняка сдетонировали. Рвануло бы так, что и от подлодки, и от рыбаков осталось бы мокрое место. В буквальном смысле! Был бы вариант „Курска“. Огромный атомный подводный крейсер, и тот погиб. А наша лодка в шесть раз меньше...

Командир приказал: „Право на борт!“ Если цель слева, и расходиться по всем морским законам надо левыми бортами. Будь „Реф-13“ освещен, у Маранго оставался бы выбор, пространство для маневра, а в темноте он действовал наугад. Нам чуть-чуть не удалось проскочить, нескольких секунд не хватило. По сути, мы спасли рефрижератор. Удар получился не лобовой, а под углом. „Реф-13 врезался в шестой отсек, проделав дыру в двенадцать квадратных метров и завалив лодку на