тушь, но она, судя по всему, решила стоять на своём и от включения кондиционера отказывалась…

Я тоже вытирал платком мокрую небритую морду и мечтал о глотке того самого пива из замороженного, покрытого инеем бокала. За столиком в углу, у пустого бассейна, в паре сотен метров от берега моря. Если к запаху этого моря вдруг примешивался чеснок – значит, надо было немедленно открывать глаза: Селин принесла лепёшку Наан и удалялась лёгкой походкой обратно на кухню.

* * *

– Простите, у вас будет без сдачи? Я вижу, что заказ за наличку, а у меня не очень много мелких купюр. Или как обычно, достанете пятитысячную, пока мы стоим на Брюсовом переулке, перекрыв движение, порывшись в бумажнике? Я постараюсь остановиться там, где мой номер не будет виден камере на столбе, но вам же надо будет именно у того крыльца, я помню, а вылезти за 10 секунд вы не успеете, у вас и портфель в руках, и пиджак, и по мобиле будете трещать – чтобы я схлопотал штраф за остановку, верно? – говорил я про себя сидящему на заднем сиденье пассажиру, мужчине лет пятидесяти, с дебильным жёлтым галстуком поверх голубой рубашки. Я ждал его на Тверской минут восемь, для поездки длиной в несколько сотен метров, пряча номер от камеры на столбе ловкими манёврами вдоль припаркованных машин.

Тип вальяжно подошёл к машине и сел, не отреагировав на моё «здравствуйте», а я вовсю ругал себя за то, что не уехал, отменив этот заказ.

Поездка была за наличку, а значит, был риск того, что приключения ещё не закончились.

Вслух я, тем не менее, задал вопрос про сдачу, доставая бумажник. Пакс молча махнул рукой, дескать, не суетись, всё будет нормально.

Как я и предполагал, всё было нормально. Остановиться нам надо было именно и только «здесь», под камерой, следом пакс спросил «сколько с меня?», затем, услышав «двести тридцать шесть» он полез в портфель, начал искать там бумажник, потом в бумажнике долго выискивал пару сотенных купюр, которые протянул мне со словами «так, это двести…», после чего стал шарить по карманам пиджака в поисках мелочи.

Не найдя монеты, пассажир обессилел и сообщил «давайте я вам переведу».

– Пожалуйста, выходите из машины. Нет, не надо переводить. Спасибо. Выходите. Немедленно. До свидания. Не надо, – сообщил я голубой рубашке и жёлтому галстуку, пожалев, что не решился произнести вслух то, что крутилось в голове в начале поездки.

* * *

– Марин, миллион раз обсуждали, они все или похотливые, или мудаки, или истерички. Или всё вместе. Ко мне один шкаф приехал собирать. Я, говорит, шуруповёрт забыл дома. Спрашиваю: вы у меня поселитесь дней на пять, будете руками эти винтики крутить? Я, между прочим, замужем. Пошла к соседу внизу. Помнишь, в форме высокий? Нет, не прокурор. Неважно. Коль, дай, говорю, шуруповёрт. А он завёлся, за бутылкой полез – «Лыхны» какое-то, говорит, отправляй сборщика на хер, давай выпивать, я ему говорю: ты совсем мудак, во-первых, я такое не пью, а во-вторых, руки убери, козёл, я тебя с мужем познакомлю, он тебе эти руки в узел завяжет!.. Марин, просто дебилы. Или озабоченные. А потом мне ещё мой на ночь глядя истерику закатил для комплекта: почему от тебя спиртным несёт и шкаф не собран?!..

* * *

– Ну как так-то?! – сокрушался прыгнувший в Мурену пассажир, – Я же специально сюда заказываю, а вы…

Этот заказ я получил «по цепочке», завершая предыдущий, за несколько минут до финиша. Выгрузил из багажника неподъёмный чемодан, попрощался с хрупкой пассажиркой, а лишь потом углубился в чтение комментария следующего заказа, трогаясь на подачу.

Комментарий был длинный и содержал в себе несколько пронумерованных пунктов.

(1) Кондиционер

(2) Без запаха табака в салоне

(3) Едем в тишине без музыки

Ехать до пассажира было минут шесть через долгий разворот на Чертановской и я решил, что успею сделать несколько затяжек с распахнутыми окнами, а потом запью горячим кофе. С кондиционером тоже не должно было быть проблем. Тревожило лишь требование ехать без музыки: у меня очередной запой, в который я слушаю ранние записи «Браво». Ладно, потерплю.

Пассажир стоял строго в точке, отмеченной в заказе, но едва сел, немедленно начал причитать про «как же так, заказываю сюда…». Я удивлённо посмотрел в зеркало.

– Я говорю, специально же заказываю сюда машину. И иду пешком от своего дома. Понимаете?

Я не понимал. Пассажир продолжал объяснять.

– Вы сейчас высаживали пассажира у моего дома. А я шёл оттуда сюда. Чтобы быстрее машина приехала. А вы были у моего дома. Я зря сюда шёл. Мог бы там сесть. Вы у какого подъезда были? У четвёртого? Это мой подъезд. Мог бы вообще никуда не идти. А я решил прогуляться. В это место. Сюда быстрее такси приезжают. Представляете, совпадение, вы тот заказ делали в мой подъезд. Невероятно. Двадцать четыре корпус два, верно? Четвёртый подъезд. Я сейчас жене напишу. Столько шёл – и впустую. А мог бы прямо у подъезда… Ничего не сэкономил, получается. Я же не мог знать, понимаете. А потом смотрю, вы у моего дома заканчиваете. Секундочку, извините… Маша? Мария, представляешь, вышел сейчас на работу… Да, говорю, вышел на работу. И решил пройтись на ту сторону. Заказал такси. А машина высаживала у нашего подъезда!.. У четвёртого! Да, и корпус наш. Я не знаю, как у Яндекса так получается…

В этом месте пакс выразительно посмотрел на меня, будто передавая Яндексу через водителя своё недовольство.

– Я не знаю, как у них так получается: или ждёшь машину по пятнадцать минут, или она от моего подъезда…

На шестой минуте поездки я пожалел, что уже не видно комментария заказа, а именно пункта 3, в котором было требование абсолютной тишины в салоне. Была бы возможность увидеть его на экране снова, я бы непременно сделал вид, будто перечитываю его снова и снова. Разговор с женой был долгим, громким и очень эмоциональным.

– Я завтра из принципа не буду никуда идти. Закажу к подъезду. И буду стоять. И пусть попробуют. Да, я помню, ты так и говорила. Закажу и буду стоять. А неважно, что погода хорошая. Никуда не пойду. Пусть забирают прямо от подъезда. Я вообще не понимаю, как так получается у них!..

* * *

Как отличить город, в котором живут люди счастливые, от города, в котором – несчастные? А очень просто.

В городе, населённом счастливыми людьми, много общепита.

Счастливый человек, проголодавшись, бежит в кафе или закусочную, ресторан или трактир,