— Лет пятнадцать назад. Искал, чем свою детскую психику сломать.

— Не хочу я больше бегать в подвенечном платье за женихами. Как ущербная какая-то! Я решила найти донора. Жалко, что Ромашку не уговорить хвостатыми поделиться… Но я поищу похожих. Может, повезет?

— Где ты второго такого придурка найдешь? Короче… уезжает он. Завтра открытие этих твоих нововведений и пещеры. Потом, кажется, пара дней или меньше, и брат его заправлять будет на базе, умотает твой Цветик-Семицветик.

Как уезжает? Почему? Ему же так нравилась эта база. Он не говорил мне этого.

— Собирайся, Стефи. Завтра поедем грабить твоего Ромео, — предупреждает Андрей и всем своим видом демонстрирует, как мы его достали, и если вздумаю опять капризничать, он меня отвезёт туда в багажнике. И с кляпом.

— Гордость на полку отправить снова?

— Ага. И не доставай пока, для челюстей там место не понадобится. Блядь, все такие гордые! Один как буйвол раненый ревёт на весь заповедник, вторая тут родителей пугает своим затишьем. Один я не гордый, сука, нянчусь с обоими. С невестой бывшей и с тем, на кого она меня променяла! Охуеть от свалившегося счастья некогда! — рявкнул Андрей и вылетел из комнаты. Что это с ним? Ни разу таким не видела. Наверное, и правда достали мы его. Только я его не звала, он сам приходит.

Моему непостоянству позавидует даже погода в Исландии. Вот только минуту назад мой вымышленный букет невесты был сдан на склад бесполезных вещей, и вот я уже разношу гардеробную в поисках зелёного сюртука и брюк для верховой езды. Ещё через минуту я снова сижу истуканом и таращу глаза на мой календарь. Сегодня овуляшка… на один день опоздаю с ограблением. И снова бегаю по дому, пугая родных, с видом полоумной девицы сметая в холодильнике все, что гвоздями не прибито.

Раз десять передумала ехать и столько же раз думала, что ему сказать при встрече?

Когда я приехала на базу, Ромка катался на своем коняшке. Я издалека за ним наблюдала, когда он ехал обратно.

Судя по тому, как он двигался, это хобби аристократии у него в крови. Бонусом подарившее ему королевскую осанку, прокачанные мышцы бедер, икр и мои любимые — ягодичные.

Пока он возился со своим Сидом, мое сердце то останавливалось, то снова отбивало чечетку в ушах.

Оборачиваться было страшновато, но едва его хриплый голос как медом теплым разлился в голове, я уже не только про гордость забыла, а вообще про все.

Но на мой вопрос Рома не ответил, молча на меня смотрел и злился опять. Кажется, мне не рады.

— Ясно. Зря приехала?

— Домов свободных нет, есть номера в первом корпусе. Со всеми услугами и мероприятиями вы можете ознакомиться на планшете в номере или на ресепшн. Желаю приятного отдыха.

Говорил Ромка отстраненно и вежливо, как с любым гостем на своей базе, но им он хоть улыбался. А мне нет.

Глядя на удаляющуюся спину Ромки, я уже забыла цель приезда. Мне было непонятно, почему это он не валяется тут в ногах и не просит прощения за то, как меня обидел. Я бы тоже попросила… только, кажется, опоздала…

Где там этот Купидон Аристович? Мне срочно нужно ему пару глаз выколоть!

Сердце уже в истерике стучит, так что желание только одно, чтобы остановилось. Совсем. Тогда будет уже не больно.

Не хочу разбираться, кто прав, кто виноват. Не хочу думать о рамках, созданных обществом, как жить правильно. Как говорит мой дед Леон: «Все вокруг могут осуждать, все подряд могут учить как надо, но вот только это твоя жизнь, и как ее прожить решать только тебе». Не всегда эти слова толкали меня на разумные поступки, но в конечном счёте я не жалею о них. Без них я бы своего Ромашку не встретила никогда. На эту базу меня бы точно не занесло.

Ну, что? Снова война? Надеюсь, ты мне по телефону не соврал и питона своего никому не давал. В этих обтягивающих штанишках ему сейчас было явно очень тесно.

Раз тебя не удержать, значит, попробую забрать с собой маленькую копию. Будет у меня Роман… Браун. А что? Вроде звучит!

Роман Дмитриевич, подождите, у меня к вам деликатное ограбление!

Явилась, мать ее, дефибриллятор Гуччи! Отчётливо слышу команды голосом своего хирурга Юрия Григорьевича:

— Разряд!

Взмах загнутых ресниц.

— Разряд!

Сияние лучистых голубых льдинок.

— Разряд!

Сногсшибательные ямочки и красивая улыбка карамельных губ.

— Вырубай!

Поздравляю, док, пациент скорее жив, чем мертв. Запуск сердца произведен. На низких глухих басах, где-то под толщей льда, начинают снова биться клапаны мотора, отражаясь в голове разгоняющимся ритмом.

Тум… и глухое эхо в ушах, тум… и по мерзлому слою пошли трещины, тук-тук-тук — и все… уши уже закладывает.

Ну и зачем ты это сделала, Стефи? Чтобы снова убить?

Я даже не удивлен. Этот змееныш ни на одну ультрамальвину больше не среагировал, залёг и делал вид, что он сильно занят — яйца высиживает. А свою жопку любимую за версту узнал, гаденыш. Колокола свои подобрал и готов салютовать командирше.

Понятно, что это я пока не готов, несмотря на то, что все кончено, что откровенно сказала мне, что я даже уважения не достоин, все равно пока не могу себя пересилить, ни касаться, ни целовать никого не хочу, просто внутри все отторгает саму эту мысль. До омерзительной тошноты. Но сваливать всю вину на ее питона очень удобно.

Моя богиня. Моя любимая дрянь. Снова в эксклюзивном наряде от-кутюр и даже на запонках и пуговицах герб Браунов. Под этой куцей шинелью только белье. И это уже даже не прямой массаж сердца, это десять кубиков адреналина. Залпом. И мне, и перевешивающему меня небоскребу. Обескровил меня в секунду, сволочь. Весь в её власти. Ей и делать ничего не надо для этого. Я, блядь, самый преданный ее миньон. Осталось шавкой у ее ног скрутиться.

Ухожу не потому, что хочу обидеть ее, а потому, что она способна убивать меня бесконечно. Возрождать и снова убивать. Пока опять не наиграется.

Я лучше промолчу. Нет, Стефи. Ты никогда не узнаешь, почему мне так больно.

Успеваю дойти до конюшни и переобуться, когда Стефи вплывает за мной следом. Немного оглядевшись вокруг, она, кажется, пропустила значительную часть начала разговора, сразу переходя к обвинениям:

— Ты сам все испортил. Мог бы снизойти до объяснений, прежде чем бросить меня ради этой Веры! Я ведь не слышала, что она говорит! — обиженно раздувает щёки Стефи.

Так себе аргумент, не хочу оправдываться, загораживая ей проход, упираясь в брусок загона, и просто достаю телефон. Почти касаюсь ее и, глядя в глаза, звоню.

— Привет. Давно хотел сказать тебе, что очень тебя люблю.

Мне хотелось показать ей, что нельзя делать выводы, придумывать то, чего нет, раздувать из мяча для регби дирижабль, основываясь только на части информации.