Его толчки становятся более резкими, и мои внутренности обжигает лавина его семени, он что, копил неделю? Заполонил меня литром своих головастиков. И от его простых слов сегодня я превратилась в типичную кошку саваены. Которую утащил в кусты мой Альфа-Ромео, по ходу расшвыряв всех соперников, и теперь, прижав за холку, моментально утвердил свои права на вынос потомства бывшей своенравной львицей, подчинившейся ему и сломавшейся под его напором.

Мы с Ромкой всего две ночи провели вместе до этого дня, но этого достаточно, чтобы знать — много времени на передышку он мне не даст.

Мы лежим на диване, уже и дыхание в норму пришло и в голове более-менее ясность, а вот сердце разбушевалось еще больше. Потому что он смотрит на меня, как будто вся его жизнь во мне, но упрямо не повторяет мне свое признание.

— Теперь жарь маршмеллоу, я проголодалась из-за тебя! — укутавшись в мягкий плед, я притворилась тюленем и способна была только смотреть на Ромку, больше ни на что сил у меня не осталось. — Умеешь?

— Конечно. Ты какой любишь? Полной прожарки или с кровью? — с такой нежностью во взгляде спросил Ромка, заботливо подвинув мне подушку, спрыгнул с дивана, и я в очередной раз подумала, что к таким, как я, слабеньким он не привык. У моего дьявола сил еще и энергии на три таких захода.

Ромка разгуливал обнаженным, и мой взгляд уперся в кровавое пятно на его спине, это я так его разодрала? Вот почему он ругался, а я-то думала, как обычно у него эти словечки…

— Рома, иди ко мне, — позвала я моего прожарщика, — быстрее!

Ромка брови приподнял на мой командный тон, но послушался, присаживаясь рядом на диван, а в следующий момент я уже открывала и закрывала рот, шокированная его швами. Один, который я разодрала, кровоточит, и второй — чуть выше и меньше, но оба совершенно точно свежие.

— Стефи, не переживай, тебя выкачать из меня уже невозможно, — откровенно веселился Ромка, глядя на мое перепуганное лицо. — Только не спрашивай, сколько раз я опорочил твои фотки в душевой. Я сбился со счета на третий день уже.

Наверняка Ромке грустно осознавать, что я не интересовалась его жизнью все это время, более того, Алекс пытался мне что-то сказать, но я злилась и отключала связь, едва кто-то произносил его имя.

— Я дом построю и заберу тебя из твоего замка, принцесса, — обещает мне Ромка, забираясь под мой плед, а меня сильно напрягают его слова.

— Ты строишь дом?

— Планирую, весной начну.

— Тебе домов на базе мало? — начинаю нервничать я, услышав знакомые отговорки.

— Стефи, они не пригодны для постоянного проживания, тем более с семьей, и это еще не все… мне нужно… кое-что выяснить. Я просто прошу тебя подождать немного.

Нет! Только не это! Я не готова! Не готова опять ждать кучу лет. И пусть мои чувства к Ромке не идут ни в какое сравнение с той влюблённостью в Аристова, пусть он в сто тысяч раз больше заслуживает, чтобы его ждать, но я не могу! Сколько он будет строиться? Год? Два? Пять лет? Я столько ждать не хочу!

— Ну, тогда позвони, как решишься на серьезные отношения! — злюсь я, что снова повелась на старую песню, дура!

Пытаюсь встать, но Ромка хватает меня и плюхает обратно, прижимая всем телом к дивану.

— Отпусти и проваливай! Мне это не нужно! — брыкаюсь я, больше всего боясь разреветься от обиды.

— Стефи, дай мне время, мне нужно… кое-что уладить. Я же не думал, что влюблюсь! — по тону голоса уже слышу, что Роман Дмитричу не нравится, что я говорю, и он злится.

— Значит, влюбись в другую! Которая захочет ждать, пока будет дом, карьера, пенсия или что там тебе надо выяснить?!

Ромка отстраняется, заглядывая мне в глаза, сводит брови и вкрадчиво переспрашивает:

— Что ты сказала, Стефи?

Тихий голосок разума пищит где-то: «Ты что творишь, чокнутая? Он же сейчас уйдет!» Но годы в режиме ожидания и нежелание проходить это снова заставляют меня снова загородиться от неминуемого разочарования:

— Я сказала — уходи, и ты мне… — продолжить я не смогла, мне на шею опустилась тяжелая ладонь, а между ног уперся его, тоже, видимо, возмущенный, питон. Ну, с этим понятно, он еще не закончил с развратом и опять стоит.

Тугой узел уже тут как тут, радостным клубком несется, скручиваясь в животе, и снова карамель поплавилась, приготовив ему влажные объятья. Какая же я похотливая львица!

Под мое громкое «ох» его член толкается так сильно, что я от неожиданности снова царапаю его многострадальную спину.

— Замолчи, Стефи! Никогда мне не говори «Не нужен»! Никогда! — хрипит мне в лицо Рома, разгоняя толчки до скорости поршней в спорткарах «Формулы-1».

Удачный способ заставить меня замолчать. Во-первых, он сдавливает мне горло, во-вторых, я скоро опять кончу от его неожиданной техники ведения переговоров, и в-третьих, в следующую секунду мое лицо утыкается в подушку, а задница взлетает вверх.

Пальцы Ромки сдавливают мои ягодицы и между бедер проталкивается его гигант, снова вколачиваясь так, будто пытается затолкать мне своих головастиков прямо в матку. Хочу дотянуться до его мускулистой задницы, но мою руку снова арестовывают и сковывают на пояснице, заставляя еще больше выгибаться.

— Будешь послушной? — прерывистым хрипом мне в ухо рычит Рома.

— Да, сатана! — мычу я, чувствуя, что Ромашку мне снова приложили к отшлепанной заднице и продолжают прикладывать, шлепая каменными бедрами по моим, уже ослабшим.

Ромка стягивает мне рукой волосы и, прикусив мочку уха, шипит мне:

— Лгунья!

И вообще не лгунья, просто обещания, данные в нетрезвом уме и задом кверху, вряд ли можно считать адекватными.

В ответ на это недоверие я начинаю ерзать под ним, и Ромка дергает мои и без того ослабшие колени, заставляя меня упасть под весом его тела, и продолжает вколачивать меня в диван.

— Люблю тебя, дрянь!

Не знаю, кто из нас больше извращенец, но его грязные словечки совместно с признанием посылают новый приток горячих импульсов, и я снова проваливаюсь вместе с моим дьяволом в его прекрасные владения, где жарко, влажно и так бесконечно хорошо, потому что он рядом. Падает рядом и обнимает меня, прижав к себе спиной.

Снова мне не удалось узнать, когда наступает стадия насыщения у Ромашки. Мои колени опять горят, на запеченной заднице точно останутся отпечатки дьявольских лап, и никакая романтическая обстановка не заставила его менять свои правила. Опять обзывал меня, извращенец!

— Будешь брыкаться, ремнем по заднице настучу, — отклеивая меня от спинки дивана, заявил наглый демон. — Ты моя, а я твой весь, с потрохами. Кстати, про потроха, ты меня кормить собиралась.

У него врожденное чувство превосходства, или наличие гиганта в трусах у мужчин завышает самомнение автоматически? Увидел, как я растаяла мороженкой от его признания, в его голове я — уже завоеванная и присвоенная территория, без всяких референдумов.