Казанская пахота закончилась, последняя борозда завершилась у межи…

Иван IV во главе победоносных полков, под православными хоругвями торжественно въехал в поверженный город.

Слава искусного полководца и отчаянно храброго человека быстро сказалась на статусе Михаила Ивановича. Осенью 1552 года большая русская армия возвращалась на Русь из похода. Она разделилась на две части. Первая шла речным путем, на судах. Вторая же отправилась домой «полем», на конях. Она состояла из трех полков, и первым воеводой Большого полка, то есть главнокомандующим, поставили князя Воротынского. Это было поручение, сопряженное с большой честью для имени самого воеводы и всего рода Воротынских.

Князь Андрей Курбский, знавший Михаила Ивановича по «казанскому взятию», писал о нем: «Славный между русскими князьями» и «муж крепкий и мужественный, в полкоустроениях зело искусный»[227].

Казанская страда ушла в прошлое, победители вернулись на родину, и героическое напряжение, овевавшее русские войска на протяжении нескольких месяцев, спало. Вступили в силу будни обычной боевой работы.

Князь Михаил Иванович Воротынский должен был вновь принять на себя обязанности «специалиста» по южному направлению. А вместе с тем и довершать завоевание Казанской земли. «Черемиса», населявшая прежнее Казанское ханство, еще много раз поднималась на мятеж, причем первые годы, то есть середина 1560-х, — ее восстания отличались особенным размахом.

То ли осенью 1553 года, то ли в начале 1554-го Воротынский во главе обширной администрации заступил на «годо-вание» в Свияжск — место крайне беспокойное, но стратегически очень важное. Фактически Свияжск рассматривался как ключ от Казани[228]. Так вот, Михаил Иванович просидит на этом месте в самый разгар черемисских мятежей необыкновенно долго — до осени 1555 года, когда его наконец сменил князь В. С. Серебряный-Оболенский. Можно сделать вывод, что Воротынскому тогда в высшей степени доверяли… и в то же время не особенно его берегли. Полезный человек, дельный, да… но не из любимцев государевых.

Полководцу дали отдохнуть от службы всего несколько зимних месяцев — после возвращения на Русь.

В июне 1553 года, еще до отправки на свияжское воеводство, а затем с весны 1556-го по 1562 год князь Воротынский постоянно несет разные службы на юге, в оборонительной войне против крымцев. В разное время он командует гарнизонами в Одоеве, Калуге, на Туле. Время от времени назначается полковым воеводой на «береговую службу» — во главе Передового полка или вторым воеводой Большого полка. Воротынский превосходит в боевом опыте и богатстве князей Ивана Дмитриевича Бельского и Ивана Федоровича Мстиславского, но по части знатности он обоим уступает. Поэтому, когда один из них командует полками на южном рубеже, Михаил Иванович получает второстепенную должность. Но когда они заняты на других службах, Воротынскому доверяют самостоятельное командование оборонительными силами на Оке. Впервые князь получает такое назначение в июне 1558 года. Тогда его поставили против крымцев, нападения которых ждали в самом скором времени.

Документы не донесли до нашего времени известий о каких-либо значительных сражениях с татарами, в которых мог тогда принимать участие Воротынский. Стычки, очевидно, были — это норма состояния южных границ Московского государства.

Разве что в начале 1559 года, зимой, на Русь тайно пошел сын крымского хана «царевич» Магмет-Гирей с большой армией. Крымцы надеялись, что основные силы московского государя заняты на ливонском театре военных действий. Но из показаний взятых «языков» они скоро узнали: русские полки исправно стоят на «береговой» службе. Не веря в победу над оборонительной армией Ивана IV в открытом столкновении, крымцы и их союзники ногайцы пошли прочь. Воротынский выступил в спешном порядке из Калуги — преследовать врага, уходившего с «полоном». Но крымцев он догнать не сумел. Его людям удалось взять лишь нескольких «языков». Неприятель бежал, убивая и бросая лошадей и верблюдов, испытывая недостаток в продовольствии. Люди и скот умирали от голода. Татары ушли с позором, но заслуга Воротынского тут невелика. Скорее худо, что он не поспел за татарами…

Михаила Ивановича в ту пору не щадят: назначения сыплются с интервалом в несколько месяцев… Но ему всё еще доверяют. Так, однажды Михаил Иванович получил ответственное поручение: выбрать наиболее удачную позицию для выхода Государева полка далеко на юг, под Дедилов.

Но в 1562 году имя князя Воротынского исчезает из воеводских списков на три года.

Доверие кончилось.

Началась опала.

13 сентября 1562 года Иван IV вернулся в Москву из Можайска, где готовил величайшее военное предприятие всего царствования — поход русской армии на Полоцк. Через два дня после приезда, едва ознакомившись с текущими делами, царь положил опалу на братьев Воротынских — князей Михаила и Александра Ивановичей. Формулировка опалы не предвещала ничего хорошего: воевод наказывали за «их изменные дела». У рода Воротынских была отобрана их семейная вотчина — Новосиль, Одоев, Перемышль, Чернь и принадлежавшая им часть Воротынска. У них конфисковали деньги, меха, драгоценности, праздничное платье, дорогую посуду. Удар страшный. Но этим дело не ограничилось. Михаил Иванович с супругой отправились в тюрьму на Белоозеро, а его брат с женой — в далекий Галич, под арест. Вельможе, еще недавно купавшемуся в серебре, позволили взять с собой лишь дюжину слуг. Он не нищенствовал, получал от царя своего рода «жалованье» на прокорм, притом немалое, но время от времени нужда подступала к Михаилу Ивановичу вплотную. В далекую Москву из северных краев шли грамотки: Воротынскому с семьей и свитой не довезли рыбы, специй, вина, ягод… Когда-то невероятно богатый человек вынужден был челом бить о присылке одежды, обуви — его родня обносилась и ходит в рванине… Князь жил в униженном состоянии: от воли царя зависело, получит ли он всё необходимое, немного меньше, чем всё, намного меньше, чем всё, или вообще ничего не получит. Вместе с богатством исчезла и драгоценная независимость Воротынского. Тяжелую царскую руку Михаил Иванович чувствовал на плече своем. И каждый день росчерк пера в перстах этой руки мог завершить ссылку казнью. История некоторых знатных и могущественных родов русской аристократии XVI века порой так и заканчивалась…

Итак, наказали обоих Воротынских, причем вина Михаила выглядела в представлении царя более тяжелой. Чем же они провинились?

Современный историк Н. С. Борисов выразил уверенность, что причина — в необыкновенном богатстве рода: «Опала на Воротынских была связана с обнародованием в январе 1562 года царского указа о княжеских вотчинах. Согласно этому указу выморочные княжеские вотчины не переходили к вдове или к братьям умершего, как было прежде, а отбирались «на государя» в казну. При таком порядке наследования Михаил и Александр Воротынские теряли надежду получить временно находившийся в руках княгини-вдовы удел своего умершего старшего брата Владимира. Это была лучшая часть Воротынского княжества, треть его территории. А территория эта была отнюдь не малой: в состав удельного княжества Воротынских входили Новосиль, Одоев, Перемышль. Княжество тянулось примерно на 200 километров с севера на юг вдоль Оки и по ее притокам. Впрочем, дело было не только в материальном ущербе. Речь шла о землях, издавна принадлежавших роду Воротынских, политых кровью предков. Эти раздольные заливные луга в пойме Верхней Оки, эти могучие дубравы, даже эти невзрачные заросли тальника по берегам маленькой речки Высса, на которой стоит Воротынск, — все это было для Воротынских своим, родным. Эту землю они любили как нечто живое, ощущали почти как часть своего тела. Своим решением царь нанес им не просто ущерб, но боль и оскорбление. Оно было тем более тяжким, что Воротынские ничем не заслужили этого удара. А между тем царь своим указом метил прежде всего в них. Он опасался иметь на самой границе с Литвой и Диким полем самостоятельное удельное княжество. Быстро развившаяся в нем подозрительность давала первые горькие плоды: царь стал опасаться того, что Воротынские перейдут на литовскую службу, откроют врагу свой участок «берега» — оборонительной линии по Оке. Можно предположить, что, не сдержавшись, Михаил Воротынский в прямом разговоре «нагрубил» царю. Воротынский был из тех, кто мог сказать царю такое, чего не посмел бы вымолвить никто другой. В ответ царь распорядился арестовать Воротынских «за изменные дела» и конфисковать их владения»[229].