Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бетани и Натаниел болтали с возницей. Бетани несла корзинку с яйцами. На ней была накидка. Солнечные лучи золотили ее волосы. Она весело улыбалась вознице, который показывал фокус Натаниелу. Возница ловким движением вытащил из-за уха Натаниела конфету и отдал ему.
– Кто это приехал на телеге? – спросила она Эсму.
Эсма посмотрела в окно:
– Он вместе с мистером Гибсоном привозит из города товары. А мальчика непременно потчует сладостями.
Это казалось странным для человека, у которого, судя по его виду, не было и двух шиллингов за душой. Когда Натаниел и Бетани вернулись в конюшню, Виктория вспомнила, что собиралась отнести вознице кофе. Набросив накидку, она вернулась на кухню за кофе и, прикрыв чашку ладонью, пересекла двор. Мистер Шелби и человек, которого Рокуэлл прислал охранять их, разгружали ведра с углем.
Возница сидел на корточках у заднего колеса телеги и большим ножом счищал грязь со спиц. Она не видела его лица. Его руки были замотаны тяжелой шерстяной тряпкой, но пальцы ничто не спасало от холода или дождя.
– Возьмите горячего кофе, согреетесь, – сказала Виктория.
Сначала она подумала, что он не слышит ее. Но через мгновение он медленно поднялся, повернул голову, и Виктория увидела его глаза.
– Привет, дочка.
Сердце Виктории громко застучало. Она выронила бы чашку, если бы он осторожно не взял ее. Отец постарел лет на двадцать с тех пор, как она в последний раз видела его. Черты лица обострились, борода поседела, только взгляд светло-карих глаз оставался острым. Никого не удивляло его присутствие, значит, он появлялся здесь уже не в первый раз. Впрочем, его никто не знал, к тому же отец был мастером изменять внешность. В данный момент он принял вид возницы.
– Улыбнись, Мэгги. – Он понюхал пар, поднимавшийся от чашки. – За нами наблюдают. Если ты меня выдашь, сын Донелли никогда не станет взрослым. Я не работаю в одиночку.
В его словах была угроза. Если что-то случится с отцом, кто-нибудь рано или поздно выполнит эту угрозу.
Ее отец по-прежнему не выпускал из рук ножа; хотя рукав скрывал его лезвие, требовалось лишь небольшое усилие, чтобы вонзить его в человека.
– Если ты тронешь хотя бы волосок на голове моего сына, клянусь, я убью тебя своими руками.
– Вот это характер. – Ее отец пил кофе, глядя на нее поверх чашки. На костяшках его пальцев были заметны следы недавней драки. – Хороший мальчик – мой внук, несмотря на ублюдка отца. Ты знаешь, Мэгги, зачем я здесь.
Вдруг из конюшни, где они с Бетани искали яйца, выбежал Натаниел и побежал к ней. У нее перехватило дыхание.
– Пожалуйста, не обижай его.
– Мама! – Из его волос торчала солома. Глаза сияли. Он протянул ей два яйца. – Бетани сказала, если я заверну их в одеяла, из них вылупятся цыплята.
Виктория встала между отцом и сыном.
– Бетани просто дразнила тебя.
– Она сказала, что делала это сотню раз и что надо положить яйца около печки в моей комнате.
– Она пошутила, Натан. – Виктория положила руки ему на плечи и легонько подтолкнула. – А теперь иди в дом, и пусть Эсма приготовит тебе завтрак из этих яиц.
По выражению его лица было видно, что он готов взбунтоваться. Мальчик посмотрел на ее отца. Краем глаза она заметила, что он зацепился локтем за телегу.
– Но почему? – спросил он. – Я не хочу есть.
– Делай, что я говорю, Натаниел! – Ее сын был еще слишком мал, чтобы скрыть обиду, и ей хотелось погладить его по щеке. – Сейчас же!
Он взял яйца и направился к коттеджу. Она снова взглянула на отца и почувствовала ярость, родившуюся еще в далеком прошлом. Ей предстоит защищать свою семью, и она полна решимости бороться.
– Он всего лишь ребенок, отец.
– Как трогательно. – Отдавая ей чашку, Фаради улыбнулся, показав крепкие зубы. – Если бы я хотел причинить зло Натаниелу, то давно бы это сделал.
Странное спокойствие охватило Викторию. Она гордо вскинула голову. Отец подвел лошадь с телегой к воротам и обернулся. Когда они встретились, она должна была испугаться. Отец и дочь. Он так старался превратить ее в свою тень.
Видимо, не понимал, что перестарался.
Он подул на руки, чтобы согреть их, затем поймал ее взгляд и, может быть, увидел в нем ее мысли, связанные с воспоминаниями о нем.
– Понаблюдав за тобой эти несколько месяцев, я решил, что ты, Мэгги, можешь иметь свою маленькую семейку, когда освободишься от бремени, которое несла за меня все эти годы. Никому нет дела до проделок твоего маленького лживого сердечка. Я прощу тебе твое предательство. Уеду из страны, и ты больше никогда меня не увидишь. – Он подошел к передней части телеги, взобрался на козлы и подобрал вожжи. – Мне нужен медальон, Мэгги. Мое время здесь истекло, я должен уехать.
– Это ты был тогда ночью в церкви после бури?
Он не стал этого отрицать.
Телега загрохотала на повороте. Виктория ничего не могла сделать, чтобы помешать ему уехать, ибо если его поймают, это не спасет ее сына от опасности и кто-то другой будет искать ее с той же целью, что и ее отец. Она пошла рядом с медленно движущейся телегой.
– Ты стрелял в меня?
– Конечно, нет, – небрежно бросил он, как будто разговор шел о погоде.
Значит, был кто-то еще.
Человек Дэвида вышел из конюшни и, сдвинув шляпу на затылок, наблюдал за ними. Она понизила голос:
– Неллис заодно с тобой?
– Неллис – самодовольная мразь, он злоупотребил моим терпением, сунул нос, куда не следует. – Натянув шляпу на лоб, он улыбнулся Виктории. – Донелли решил эту проблему за меня.
Она схватилась за сердце.
– Что это значит?
Его глаза смеялись.
– Он очень любит тебя, дочка. Всегда любил. Увы, он готов на измену, лишь бы спасти тебя. (
Она остановилась. Все поплыло перед глазами. Она тщетно пыталась собраться с мыслями. Прижав руку к раненому боку, Виктория чувствовала, что, если сделает еще хоть шаг, у нее подогнутся колени.
Она подождала, пока телега не скрылась из виду, и посмотрела на деревья и крыши окружавших ее строений. Нигде никакого движения. Ни блеска окуляров бинокля, наведенного на нее. Ни признаков снайпера, готового прострелить ей сердце.
Виктория окликнула человека, стоявшего у конюшни:
– Где мистер Рокуэлл?
– Не знаю, мэм, – ответил тот, когда она подошла к нему.
– Позовите Бетани и идите в дом. Если оставите моего сына одного, помоги мне Бог, пожалеете об этом в ваш судный день. Вы поняли?
Она бросилась к конюшне. Она не хотела, чтобы отец успел отъехать слишком далеко, но драгоценные минуты ушли на спор с мистером Шелби, пока он седлал лошадь.