Даня опустил тяжёлые веки на глаза и не спешил их поднимать. Его лицо не дрогнуло, что вовсе меня не удивило.

– Была, в смысле: мы встретились и поговорили в кафе. – Уточнила я. – Если ты вдруг подумал о чем-то другом.

– Почему ты пошла к нему? – мужчина поднял на меня взгляд и сверкнул веками.

– Как ты думаешь?

– Ты что-то чувствуешь к этому человеку? – он усердно боролся с подступающим чувством отвращения, и я не могла понять к кому именно.

– Уж точно не то же, что и к тебе. – Я ответила мгновенно, но успев подумать о том, что эти слова могли его разгневать. Казалось, я была готова даже к пощечине, хоть и искренне надеялась, что моё тело больше никогда не испытает насилия, ни беспричинного, ни заслуженного, если насилие вообще могло быть таковым.

– Ты ведь пошла к нему не только потому, что больше не к кому. – Когда он заговорил, я опустила взгляд от его лица, но не из-за стыда, а потому что хотела видеть его руки. Даня не шевелился, его ладони не сжались в кулаки, как я боялась. – Что между вами?

– Между нами взаимопонимание. – Честно выдала я.

– Двенадцать миллионов людей в этом гребаном городе, а ты убежала к человеку, которого я убью, как только снова увижу.

– А к кому ещё? – Моя рука потянулась к стакану. Я отобрала его у Дани и стала разглядывать, будто в пустоте могло что-то образоваться само собой. – Я снова загнала себя в эти рамки. Снова не оставила себе независимости. Опять весь мой мир вращается вокруг мужчины и его вселенной.

– Я предупреждал, что на встрече может произойти что угодно. – Его голос звучал тихо, когда такую фразу впору было бы прокричать. – Именно поэтому ты не можешь прийти ко мне и сказать, что устала, что не готова такое переживать?

– Нет! – Я злобно запустила стакан по столу, как шайбу по льду. Он врезался в стену. – Потому что думаю, что ты разочаруешься во мне! – прокричала я, вскакивая со стула. Ноги несли меня в спальню, подальше от разговора, хоть я и начала его первой.

Я плюхнулась на постель и провалилась в тишину в своей голове. Не крутилось на проигрывателе ни одной мысли, хотя пластинки забили голову так, что виски трещали по швам.

Даня вошёл спустя несколько долгих минут, когда мой пульс опустился к норме. Он прошел по комнате и обосновался на подоконнике. Я чувствовала, как его взгляд прожигал мою спину, пока мужчина не произнёс:

– На этом самом месте я предупредил тебя, что уже никому не отдам.

На моё лицо упала улыбка от этих слов. Я повернулась к окошку и посмотрела на каменное выражение его лица.

– Я помню. И не хочу расторгать эту договоренность. – Мне хотелось верить, что мой голос звучал уверенно, потому что сомнения мелькнули в моей голове этим утром. Впервые за это время. Их не было даже в тот вечер, когда меня пытались похитить. Даня должен был об этом знать, поэтому я озвучила: – Даже когда меня пришли убивать, я об этом не подумала. – Я мысленно дала себе пощечину за жалостливые слова. – Я готова была умереть, зная, что это случится из-за связи с тобой. И я не злилась на тебя в те минуты и не обвиняла, потому что по доброй воле согласилась с тобой быть. – Тяжело поднявшись, я подошла к окошку, взглянула на улицу, залитую солнцем, и обхватила себя руками, вспомнив, что оно вовсе не греет. – Ты веришь, что у нас с ним ничего не было? – я перевела свой взгляд на острый, озлобленный профиль мужчины. – Веришь, что мы не коснулись друг друга ни разу?

– Верю, – он, не раздумывая, кивнул. – Но не верю, что ты ни разу ему не улыбнулась, ни разу не посмеялась, ни разу не взглянула, так, как умеешь смотреть на мужчин.

Почувствовав, как к горлу подступает вина, я нервно сглотнула.

– Ну, почему ты не подошла ко мне, не сказала, что хочешь выдрать мысли из дел, почему? – задался вопросом Даня. Я задумалась. Правильный ответ нашла очень быстро и заговорила:

– Я не хотела показаться тебе слабой. Не хотела, сознаться в глупости. Мне хочется идеально подходить тебе, быть такой же, как ты, твоей идеальной заменой, твоим отражением, но не получается.

– Рита, – тихо выдохнул он. – Ты не обязана быть кем-то кроме себя. Никогда не пытайся подстраиваться под других людей. Подделка никогда не будет цениться так же, как оригинал, но она может стать ещё более ценным оригиналом себя.

Меня передёрнуло от пафоса в его словах, пусть они и звучали уместно.

– Как же иногда бесят твои философские нравоучения! – Я подошла к шкафу и выдернула из стопки полотенце так, что остальные упали на пол. – Вместо того чтобы сказать, как любишь меня такой, какая я есть, ты учишь тридцатилетнюю женщину жить! Я прошла эту школу, больше не хочу! – Я пронеслась по коридору и спряталась за дверью ванной комнаты.

***

Я сидела на полу, облокотившись на крышку унитаза, и хмурилась своим мыслям. Ноги и задница уже слились в одно целое с белой напольной плиткой, присосались к её глянцу и оттеснили рельеф и полосы.

В мыслях я бегала по зданию с тысячей комнат и надеялась отыскать только одну. Маленькую, буквально крохотную каморку, в которой хранился ответ на мой вопрос: Как мне справляться с выхлопами того мира, к которому я хочу всецело принадлежать?

Я сама к этому рвалась, но оказалась не способна нырнуть с разбега. И он предупреждал меня, что вода холодная, а теперь злился вовсе не на то, что я не послушала, а на то, что вытерлась неправильным полотенцем на берегу. И, наверное, был прав. Лучше бы он самодовольно твердил «Я же говорил!». Тошнота поднималась к горлу, как только я представляла, что чувствовал Даня от моей выходки. Если бы он стал искать поддержки у Веры, я была бы разбита.

На пути мне встречалось несколько комнат, очень походивших на нужную. В одной думалось о том, что мне просто требуется время. Время, чтобы многому научиться у Князя. Мне действительно нужно было прослушать дюжину лекций и принять парочку ценных советов, чтобы устоять на ногах в нужный момент.

Ещё одна каморка побудила к мысли, что я слишком слаба для жестоких реалий. Как бы я ни храбрилась, какой бы сильной и матёрой себя ни считала,