Плыл – себя не жалел, грёб за двоих, и к вечеру доплыл до устья Тавды. Там сделал привал, перекусил, ночь пролежал почти без сна, думал о всяком, держал саблю под боком, при каждом шорохе вздрагивал, крестился и читал молитвы, вспоминал Рославль, мать-старуху, которая сколько ни учила его уму-разуму, а так ничему не научила, не вдолбила. То есть как он родился дураком, так дураком и помрёт. От этой мысли становилось совсем тошно. Одно только радовало – что осталось всего только два, даже меньше, полтора дня, и он доберётся до Лабутинского городка, а там…

А что там? Маркел вспоминал Кучумовы слова и морщился. Утро настало, Маркел сел в лодку, поплыл дальше. Встречное течение становилось всё сильней, грести приходилось всё быстрее. Маркел совсем умаялся и всё чаще думал, что лучше бы он шёл пешком. Ну да пешком он ещё находится, думал Маркел и вспоминал Камень, дедушку Макара, Силантия, Чердынь… И так миновал тот день, Маркел, слава богу, никого не встретил и никого не увидел, только один раз видел лося, который выходил к реке попить воды. Эх, думал Маркел, сейчас бы ему Аблегиримову пищаль, он себе мяса до самой Москвы заготовил бы!

Лось напился воды и ушёл, Маркел грёб дальше, вздыхал.

Вечером Маркел перекусил, лёг спать, положив саблю под бок, и почти сразу заснул. Спал хорошо, не дёргался, не просыпался, утром не помнил, что снилось, перекусил, напился из реки, поплыл.

Плыл, то и дело крестился, читал Отче наш. Сердце колотилось очень сильно, и руки дрожали. Шутка ли, он столько ждал, когда сюда вернётся, и вот вернулся, наконец, сейчас Тавда ещё раз повернёт, и он увидит Лабутинский городок, увидит людей на воротах, засмеётся, сунет пальцы в рот и засвистит по-разбойничьи на всю округу!

И вот Тавда повернула вбок, Маркел выплыл из-за леса, посмотрел вперёд…

И обмер. И даже забыл грести. Потому что ничего там не осталось – ни городка, ни стен его, ни башен – ничего. Было только одно большое пепелище, а впереди его, на бугре, над самым берегом, стоял высоченный, совсем недавно вкопанный болван и щерился, за болваном стояли вбитые в землю колья, а на них торчали отрубленные головы. Голов было много, несколько десятков. Маркел спохватился, ударил в воду веслом, начал грести изо всех сил, но лодка плыла медленно, течение мешало, Маркел грёб, смотрел на головы. Они все были уже сильно поклёваны птицами, уже трудно было разобрать, где чья голова. Так и Шуянина Маркел узнал только по шапке, да и Шуянинская голова торчала на колу впереди всех, сразу за болваном. У болвана губы были широченные, чёрные, наверное, в крови, а сам болван был ещё совсем недавно вытесанный, почти что белый, только глаза ему подвели сажей. Как же так, думал Маркел, да кто это их так, за что…

Да как за что, подумалось, за многое! И чем им Маркел теперь поможет? Раньше надо было помогать, когда Кучум предупреждал, а он не послушал. И это теперь он во всём виноват! Подумав так, Маркел перестал грести, снял шапку и перекрестился.

И почти сразу, как в ответ, зашелестели стрелы. Маркел упал на дно лодки и затаился. А те, невидимые, с берега, продолжали стрелять по нему. Лодку так и колотило, и дубасило, когда стрелы в неё попадали. Лодку болтало, разворачивало в бок, потом её подхватило течением и понесло вниз по Тавде. А стрелы летели всё реже и реже. Маркел, лёжа на дне лодки, досчитал до ста, потом ещё раз досчитал, приподнялся и осмотрелся. Лабутинский городок, правильнее, то, что от него осталось, скрывался за поворотом. И погони от вогулов видно не было. Но Маркел всё равно начал править к противоположному берегу. Вначале он грёб сидя, хоронился, а после встал во весь рост и начал грести уже в полную силу.

А когда догрёб до берега, то затащил лодку в кусты, спрятал её там как следует, сам отошёл вдоль берега шагов на сто вниз по течению, спрятался в кустах, прижал царёву саблю к груди и начал ждать, что будет дальше.

Но ничего дальше не было. То есть никто из-за Лабутинского поворота не появлялся – ни в лодке по реке, ни пешим ходом по берегу. Маркел лежал, смотрел на воду, вспоминал отрубленные головы и опять думал, что Кучум ведь предупреждал его, что вогулы затеяли набег на Лабутинский городок, так что, говорил Кучум, чем ездить искать непонятно чего, лучше бы Маркел вернулся к Шуянину да предупредил своих земляков. Но Маркел не послушался, поехал дальше, добыл эту саблю, и что теперь? Вывезет ли он её отсюда? Или будет ему то же, что и всем шуянинским – отрубят ему голову и насадят на кол?! Подумав так, Маркел поморщился…

И вдруг услышал едва различимый всплеск. Потом ещё один. Потом там как будто убрали весло, и оно негромко бухнуло по борту лодки. Или Маркелу это только показалось? Но он насторожился, ждал.

Всплесков больше слышно не было. Только птицы почему-то всполошились, зачирикали. Может, почуяли кого? Или мало ли чего они чирикают, поди пойми птичьи дела. Подумав так, Маркел немного привстал. Перед ним были кусты, а за ними, между ветками, виднелась река.

Вдруг между ветками Маркел увидел лодку! В лодке сидел вогул, смотрел на берег, а в руке, над головой, держал небольшое копьецо наизготовку. Маркел сразу вскочил, махнул правой рукой, из рукава нож выскочил, прошелестел по кустам и попал вогулу прямо в горло. Вогул упал на дно лодки, убитый, лодка поплыла дальше. Эх, беда какая, подумал Маркел, они же скоро его хватятся – и, боком-боком, отступил от берега, зашёл в лес, развернулся и, стараясь не шуметь, побежал. Сперва он бежал куда глаза глядят, потом остановился и прислушался. Где-то у реки закрякал селезень. Ему никто не ответил. Селезень опять закрякал, уже зло, настойчиво. Крякай, крякай, подумал Маркел, зачем одного посылал, а вот теперь хоть закрякайся! И, придерживая саблю, пошёл дальше.

Теперь он шёл прямо. Так, думал он, если идти два дня, можно опять выйти к Тоболу, а дальше, как Яков учил, свернуть на Туру, по ней подняться до Чинги-Туры…

И что Чинги-Тура, сердито подумал Маркел, кого он там найдёт и кто его там встретит? Чинги-Туру давно сожгли и перебили там всех! И тогда что ему теперь – стоять здесь на месте и ждать, когда эти селезни его догонят и убьют? Маркел остановился и опять прислушался. Было совсем тихо, только чуть слышно дул ветер.

А вот и крякнули! Ох как далеко они залезли, подумал Маркел, взял немного левей и пошёл. Шёл долго, очень долго шёл, даже успел проголодаться. Надо идти к реке, подумалось, что он в лесу царёвой саблей наохотит? Правда, и в реке будет не лучше, погорячился он, не нужно было нож метать, потому что как теперь быть без ножа?! Но, тут же подумалось, без ножа это всё же лучше, чем без головы. И он, прибавив шагу, пошёл дальше.

Так он шёл весь день до вечера. Никакой зверь ему не встречался, никакой рыбы он в ручьях не видел. Когда начало темнеть, Маркел решил сделать привал. Чтобы развести огонь, он полез в пояс, но нашёл там только трут и кресало, а кремня нигде не было. Маркел стал вспоминать, где и когда он мог его обронить, и получилось, что это могло случиться как сегодня, так и неделю тому назад, потому что как только он стакнулся с Яковом, тот всегда и разжигал костры. А теперь нет Якова! Маркел ещё немного посидел, подумал о всяком, а после залез на дерево, примостился в удобной развилке, привязался к ветке кушаком, и также саблю привязал, чтобы ненароком не упала вниз, и так и продремал всю ночь вполглаза.