Дальше я снова ничего не помню, кроме мелькнувших перед самым носом простыней, опасно качнувшегося потолка, хищно прищуренных волчьих глаз и крепких мужских рук, которые прямо на глазах покрылись густой серебристой шерстью и обзавелись острыми, совсем не человеческими, но еще и не волчьими когтями, один вид которых вызвал в моем теле восторженную дрожь…

В следующее пробуждение, которое состоялось уже утром, я успела заметить чуточку больше.

В частности, то, что на обнаженной груди и плечах оборотня не имелось ни единой царапины или шрама. То, что в комнате царил относительный порядок. Отметила отсутствие витающего в воздухе пуха, следов погрома, испорченной мебели. Я даже на собственном теле ничего плохого не ощущала, словно меня совсем недавно заботливо вымыли, вытерли и на всякий случай укутали простыней, хотя в этом не было никакого смысла.

И снова я смотрю в расслабленное лицо волка, мысленно поражаясь собственному спокойствию. По всем признакам выходило, что он меня все-таки обманул. Сумел сохранить свою человеческую ипостась и целый месяц водил за нос, чтобы при случае воспользоваться моей беспомощностью.

Казалось, мне следовало на него обозлиться. Быть может, даже по морде дать за такое коварство. Но, прислушавшись к себе, я с удивлением поняла, что злиться совершенно не хочу. Более того, он тоже умудрился меня не поранить. И это было непривычно, дико – обычно во время гона оборотни не сдерживались, и хотя бы крохотные ранки, но все-таки получали оба партнера.

Что между нами произошло?

Что ты со мной сделал, волк?

И почему, зная про обман, я все еще смотрю на тебя, с наслаждением вдыхаю твой терпкий запах и, вместо того чтобы ударить, ищу повод к тебе прикоснуться?

Не сумев сдержать это иррациональное желание, я приподнялась и все-таки провела кончиками пальцев по его щеке.

Кожа жесткая, но еще не колючая – оборотень успел недавно побриться. Запаха пота от него тоже не исходило. Значит, он умудрился еще и вымыться.

Как я этого не заметила? Почему вдобавок позволила вымыть себя?

– Красивый, – зачарованно прошептала я, проведя кончиком указательного пальца вдоль четко очерченной верхней губы и ненароком увидев мелькнувший под ней ослепительно белый, невесть когда успевший вырасти волчий клык.

Хм.

Он что, в полуобороте все это время провел?

Похоже, что да. И даже сейчас выглядит, словно зверь, по какому-то недоразумению натянувший человечью шкуру. Для такого здоровяка она была явно маловата – густая поросль почти что волчьей шерсти на груди и животе это наглядно доказывала. Но раз лохматый так долго пребывал на грани трансформации, раз даже во сне продолжает качаться между человеком и зверем – это что же получается, он сейчас находится в таком же неустойчивом состоянии, что и я?!

От нового открытия я тихо выдохнула и обомлела, когда во второй раз за день увидела хищно загоревшиеся в полутьме глаза. Желтые, звериные, они посмотрели в упор, вызвав прилив неконтролируемого желания.

Действительно моя пара. Мой волк. Хищный зверь, один вид которого выбивал меня из привычного равновесия. И, богиня, мне это нравилось! То, как он смотрит. Как жадно втягивает ноздрями мой запах. Как умопомрачительно пахнет сам, причем с каждым мгновением источая все более сильный аромат, от которого отчетливо подрагивали колени.

«Вот что это такое… – в последний момент осенило меня перед тем, как мой зверь снова сорвался с привязи. – Это запах его желания!»

Просто он волк, а не кот, поэтому я не сразу разобралась.

А сейчас этот запах сводил меня с ума. Он в мгновение ока пробудил ото сна моего свирепого зверя. Когда же меня коснулись мягкие губы, ловя непроизвольно вырвавшийся из горла довольный рык, когда на мой зов немедленно и охотно откликнулся живущий в Рокхете волк, моя крыша, помахав счастливо трубами, со свистом улетела куда-то очень и очень далеко. И вернулась, судя по всему, не скоро.

Следующее мое пробуждение было уже обычным и самым что ни на есть нормальным. Я пребывала в человеческой ипостаси, чувствовала себя в ней вполне уверенно, никаких навязчивых желаний больше не испытывала и с облегчением обнаружила, что утомительный гон почти закончился.

Тело, правда, все еще ломило, натруженные мышцы сладко поднывали. Зато на душе царила такая благодать, что не хотелось нарушать ее ни шумом, ни разговорами, ни тем более выяснением отношений.

Искоса глянув на спину отвернувшегося к стене оборотня, я мысленно хмыкнула. Надо же… вот все же есть за что на него злиться, но вместо злости во мне поселились лишь тихая благодарность за то, что он сделал, и необъяснимая, какая-то странная нежность, несмотря на то, что Рокхет меня самым подлым образом обманул.

Удивительно, правда?

Не желая портить воистину прекрасное утро, я тихонько соскользнула с лежанки и, окинув спальню внимательным взором, снова хмыкнула. Значит, в прошлый раз не показалось – комната и впрямь выглядела так, словно в ней не звери порезвились, а молодожены провели первую брачную ночь. Стены почти не тронуты, тряпки по полу не разбросаны, даже простыня на постели и та была чистой и свежей, словно ее недавно перестелили!

Кто перестелил?

Ну, знамо дело, не я. У меня бы в таком состоянии ни сил, ни желания на это не хватило бы. К тому же воздух в комнате, в отличие от прошлого раза, вовсе не казался застоявшимся, а если и наполнял его до упора наш с волком общий запах, так он мне до ужаса нравился. Словно так и должно быть. Словно он и я – две стороны одной медали, которые наконец-то смогли слиться воедино.

Глянув на широкую спину волка, я опустила взгляд ниже и непроизвольно облизнулась. Мрям. Аппетитный какой… так бы и цапнула зубами, если бы за этим не последовало обязательное пробуждение и разговор по душам.

Я все же заставила себя отвернуться и на цыпочках направилась к лестнице.

Хм.

А вот и первые следы нашей бурной страсти: на одной из ступенек виднелись отчетливые следы когтей. Судя по размерам, моих. А рядом, на стене, красовались гораздо более длинные и широкие царапины, сделанные явно мужской рукой.

Что у нас тут произошло? Кто кого пытался затащить или вытащить из спальни?

Пожалуй, потом у волка спрошу.

Так, а это что?

Спустившись на первый этаж, я задумчиво оглядела ведущий на кухню проем и коснулась ладонью оставшихся на дверном косяке глубоких отметин. Отметин было две пары, и обе очень странные: во-первых, они располагались довольно высоко, примерно на ладонь выше моей головы, а во-вторых, они оказались двойными. Я даже подошла поближе и приложила к ним руки, желая убедиться, что первая пара отметин принадлежала именно мне.

Это оказалось правдой: размер, ширина, расположение царапин… кажется, я стояла лицом к стене, упираясь в нее когтистыми руками. А поверх моих совершенно определенно находились другие ладони. Более широкие, мощные, но такие же когтистые и успевшие оставить возле моих пальцев по пять круглых отверстий с неровными краями, как если бы туда в свое время с силой вонзились крепкие волчьи когти.