Я только улыбнулась.

– Самую лучшую, – хрипло повторил Рокхет, подняв на меня неуловимо пожелтевшие глаза. – Такую, что смогла бы не просто хранить очаг или воспитывать волчат. Такую, чтобы за нее пришлось побороться. Стать достойным… лучшим для нее.

– Мр-р, – проурчала я и, не сдержавшись, потерлась носом о щеку блаженно прикрывшего глаза волка.

Это я тоже могла понять – мой зверь всю жизнь искал что-то подобное. Отвергал мой выбор. Порой смирялся с необходимостью, но все же мало удовольствия перед очередным гоном думать, а выживет ли после этого любовник? Разум мы ведь теряем полностью. И кто знает, когда разочарованный в партнере зверь надумает отомстить за неосуществленные надежды?

– Когда стало ясно, что в стае никого подходящего нет и даже во время гона находиться рядом со мной опасно, я ушел, – вздохнул Рокхет, снова отводя глаза. – Брат меня понял. Лучший друг поддержал. А когда владыка Эйлинон сказал, что для меня еще не все потеряно, стало ясно, что это было правильное решение. Он, правда, многого не сказал, когда отправлял нас на твои поиски, но сообщил, что если нам повезет, то ради того, чтобы привести тебя в его лес, я должен буду пойти на любую жертву. Даже если это потребует принести кому-то из богов клятву служения.

Я непроизвольно вздрогнула:

– Ты что, знал?

– Да, – признался волк. – Владыка предупредил о последствиях. Сказал, что, скорее всего, клятва Кхеметт сделает меня чувствительным к силе любого баскха, и снабдил зельем, чтобы свести к минимуму этот эффект.

– То есть кровь на моем алтаре ты пролил умышленно, – заключила я.

– Я только не знал, кому именно даю клятву. А когда увидел тебя в первый раз…

По губам оборотня скользнула еще одна улыбка.

– Знаешь, я всегда считал вашу породу коварной, изворотливой и неразборчивой в связях. Все кошки, которые мне встречались по жизни, отличались легкомыслием. Ну, по крайней мере, мне казалось, что это было легкомыслием, которое позволяло вам соблазнять мужчин, совершенно не задумываясь, что с ними будет дальше. Вы так любите играть со своими жертвами, что порой забываетесь и не понимаете, что причиняете боль. Легко сходитесь, легко бросаете… мне всегда это было непонятно. Неприятно. Такое отношение к партнерам раздражало. Я всегда считал это предательством. Неверностью. Изменой. А когда увидел в храме тебя, то в первый момент подумал – ты специально меня искушаешь!

Я только хмыкнула:

– Мы не придаем такого значения одежде, как некоторые. Ниал тогда довольно невежливо поднял меня с постели. Я была рассержена. А уж ваше мнение по поводу моего внешнего вида меня тем более не волновало.

– Я это понял, – усмехнулся Рокхет, притянув меня ближе. – Но для этого мне понадобилось разозлиться, возжелать, успокоиться, снова захотеть тебя до сведенных костяшек… а потом умереть, увидев перед смертью то, что когда-то так восхитило владыку Эйлинона.

– Хм. То есть кое-что с той ночи в твоей памяти все-таки осталось?

– Я помню ее до мельчайших деталей, – спокойно подтвердил волк. – Вплоть до того мига, как ты впервые меня поцеловала.

– Интересно, почему именно до него?

– Потому что после я больше не мог ни о чем думать. Твоя магия, вернее магия богини, вернула меня к жизни. Но при этом сделала невосприимчивым к зелью, которое дал в дорогу владыка. С тех пор меня больше ничто не спасало от твоего запаха, – признался Рокхет. – Я жил эти дни как в дурмане. А когда еще и зверь начал выходить из-под контроля, вообще решил, что живым до дворца не доберусь.

Я задумчиво качнулась на бедрах мужчины.

Да. Это было похоже на правду. Притом, что сразу после обряда воскрешения я старалась держаться от волка подальше. Сила исцеления богини была такова, что эффект от данной оборотнем клятвы должен был проявить себя в полной мере. Поэтому я внимательно следила за ним, присматривалась, выжидала. И вела себя гораздо осторожнее, чем в начале пути.

Но, видимо, этого оказалось мало.

– Ты спасла мне жизнь, когда дала возможность моему зверю обрести свободу, – неожиданно сознался Рокхет. – Если бы ты не пришла в ту ночь в мою комнату, мы бы друг друга поубивали. В первый раз я был не способен его сдержать. И в первый раз он отказался мне подчиняться. Правда, как выяснилось, все, чего он хотел, это просто быть с тобой рядом. Тогда же я понял, что не могу тебе противиться. Совсем. Особенно когда нахожусь в звериной ипостаси. И тогда же мне в голову пришла и другая мысль: чтобы освободиться от этого ярма, я должен буду тебя убить. Да, – прикусил губу волк. – Когда ты осталась со мной один на один в том трактире, а зверь ненадолго отступил, я был в одном шаге от того, чтобы ударить. И я бы ударил… наверное… если бы ты не проснулась и не попросила больше тебя не будить. Ты доверилась мне. И так беспечно уснула у меня на руках, что…

Я фыркнула:

– Ты не смог бы меня ударить – клятва служения держит надежнее цепей.

– Я тогда об этом не знал.

– То есть ты даже не попробовал?

Рокхет качнул головой:

– Момент был упущен. Потом все мое внимание было занято зверем, с которым пришлось искать общий язык. А у друидов нечего было и думать на тебя напасть – владыка бы мне этого не простил. К тому же он сказал, что поможет мне избавиться от клятвы, а зверь дал понять, что, в случае чего, будет сражаться до последней капли крови.

– Вот, значит, кто тебя отвлек… ладно, – прищурилась я. – Верю. Даже в то, что той ночью ты наклонился вовсе не для того, чтобы меня поцеловать, хотя, признаться, я этого ждала. Но если ты не собирался поддаваться, зачем тогда ушел из дворца? Если ты меня ненавидел, то какого лешего надумал меня искать? Да еще так долго?

Рокхет прерывисто вздохнул:

– Я слишком поздно сообразил, что ненавижу не тебя, не кошек как таковых, а то, чем вы от нас отличаетесь. Вы ветреные, это правда. Намного легче нас создаете и рвете отношения. Вас трудно удержать. И нелегко просто понять. Но раздражение вызывает не столько это, сколько осознание того, что вы позволяете себе делать то, на что не способны мы. Та свобода, которой вы дорожите, хотя порой она граничит со вседозволенностью. При этом вы так тесно сливаетесь со своим зверем, что фактически становитесь единым целым. Даже в этом вы остаетесь независимыми. Никого не слушаете. Ничему просто так не верите. И вы всегда сами по себе, без рамок, законов и цепей, в которые мы, в отличие от вас, заковываем себя сами.

Я улыбнулась и погладила оборотня по щеке:

– Мы не играем чужими чувствами, если в них есть хоть капля правды. И не предаем тех, кто не предает нас. Это и есть тот единственный закон, который кошки блюдут свято.

– Знаю, – вздохнул волк. – Когда ты поцеловала меня во второй раз, на меня… озарение снизошло, что ли? В тебе скопилось так много благодати, что ею и меня захлестнуло. И тогда все странности встали на свои места: поведение зверя, мое собственное стремление от тебя избавиться, даже ненависть – все, понимаешь? До этого дня мне было непонятно, отчего мой волк с такой охотой был готов тебе подчиняться. Почему, стоило мне сменить облик, как он настойчиво вел меня к тебе. Прислушивался к твоему голосу, ловил каждое слово, повсюду искал твой запах… Сперва меня это раздражало. Потом стало приводить в ярость. Но когда клетки не стало и я почти себя потерял, то оказалось, что именно ты сумела вернуть меня к жизни. Вернее, нас обоих. А если еще точнее, то сперва ты вытянула к свету одного из нас, а уж он вытащил и другого. Наверное, мой зверь все же мудрее, чем я, если смог узнать тебя сразу? Тогда как я слишком много времени потерял, пытаясь найти врага там, где его никогда не было.