Стояла ночь, глубокая и свежая, октябрьская. Пахло хвоей и водой. Медленно расходились тучи, открывая для неба землю, будто указывая падающим звездам, куда именно следует стремиться. Сопя и покряхтывая от непривычного усилия, Ирина гнала по следу покрышек на глине: велосипед казался огромным, как буйвол, и таким же тяжелым.

Включились собаки за чужими заборами, заливаясь и умолкая по очереди, будто переключаемые огромным реле. Ирина гнала, с ужасом чувствуя, что сил скоро не останется.

И, поднявшись на пригорок, увидела на дороге далеко впереди одинокую велосипедную фару.

* * *

Платье разорвалось, а слезы высохли перед самым путепроводом — мостом над трассой. Свежий воздух, алкоголь и анальгетик пришли наконец в равновесие в слабой Алисиной голове; правда, начали болеть ноги в босоножках, а скинуть обувь и крутить педали босиком было бы вовсе безумием. Алиса уже когда-то пыталась ездить босиком. В детстве… Да что же сегодня так часто детство вспоминается!

Дед научил ее ездить на велосипеде. Сразу на большом. Никаких трехколесных, никаких подпорок и боковых колесиков. Дед просто усадил ее в седло, сказал правильные слова, подтолкнул — и она поехала. Так просто.

И жизнь свою устроить тоже просто. Во-первых, Вовы нет и никогда не было. Во-вторых, остальных тоже нет, кроме мамы и деда, естественно. В третьих, она не станет уходить из университета: то была прихоть. Она снова будет заниматься танцами, дважды в неделю бассейн, тренировки, солярий; а велосипед она бросит. Или подарит кому-то. Хватит с нее велосипеда — одни дурные воспоминания…

— Алиса!

Она оглянулась: о Господи. Эта дура ее настигла и здесь; хрустальное настроение разбилось, как ваза. Впрочем (она усмехнулась) на велике нас не догонят…

Не оглядываясь, налегла на педали. С разгону выкатила на мостик над трассой и не сразу сообразила, откуда столько света.

Навстречу из-за горбатого мостика будто поднималась заря: это пер на скорости сто двадцать здоровенный паркетный джип.

* * *

Много раз потом Ирина пыталась забыть эту картинку. Она отпечаталась в глазах, как, по старинному преданию, влипает в сетчатку убитого образ убийцы.

Разогнавшись, Алиса влетела на мост, и в эту самую секунду джип с включенным дальним светом вынырнул с другой стороны, как акула-людоед. Силуэт девчонки на велосипеде на мгновение замер — как на сцене, в море огней, в длинном платье, на глазах восхищенного зала…

А потом метнулся в сторону, будто его сдули.

Джип прокатил мимо, все больше торопясь, в панике удирая с места происшествия. Ирина не удержалась и полетела в кусты вместе с велосипедом. Джип скрылся, оставив в воздухе едкий запах выхлопа — будто нервного пота убийцы.

Она выпуталась из колючих стеблей. Схватила велосипед — и бросила. Кинулась бежать к мосту, подсвеченному фонарями с трассы. Вот осталось сто метров, сорок метров, десять…

Вот валяется на самом краю велосипед.

Вот доносится издалека — откуда-то из-за спины — рев мотоциклетного мотора.

Она подошла к ограждению и заглянула вниз. Алиса висела на руках — вернее, на одной руке; пальцы левой сомкнулись на железной трубе ограждения. Пальцы правой пытались удержаться за бетон, но все время соскальзывали.

По трассе, в пятидесяти метрах под ними, прокатил самосвал. Водитель решил, что пора передать руль сменщику — мерещатся девушки в длинных платьях, висящие на мостах. Или это манекен, новая разновидность рекламы?

Мысленно отсчитывая секунды, Ирина пролезла между горизонтальными трубами ограждения и перехватила за запястье правую Алисину руку. В этот самый момент над домом народного художника Раевского раскрылись первые цветы большого фейерверка.

* * *

— Ой блин… Ну вот же… Да видел я этот джип, даже примерно знаю, кто это… Ох суки, ну они уже не отвертятся…

Так бормотал Серега, помогая Ирине усаживать очень тихую, с разбитыми локтями и коленями, но в общем целую Алису на мотоцикл.

— И сразу вызвать «Скорую», — сурово напутствовала Ирина. — Она в шоке, не видишь?

— Я нормально, — хрипло отозвалась Алиса.

— Поезжай!

Серега, ревя мотором, поспешил с места аварии обратно к дому, где цвели в небе синие, зеленые, красные огни. Несколько минут Ирина стояла, глядя на них и ни о чем не думая.

Она сама была в шоке.

— Без четверти двенадцать, — прошелестел демон, появляясь у нее за спиной.

Ирина глядела на фейерверк.

— Еще пятнадцать минут…

Если бы демону нужен был воздух, Ирина определила бы, что сейчас он задыхался.

— Это оно и было, — снова забормотал Олег. — Оно и было… С моста на дорогу — верная смерть… Или под колесами той машины… Знаешь, как они зовут велосипедистов? «Хрустики»…

— Это они тех, кто на скутерах, так зовут.

Над домом народного художника Раевского просыпался золотой дождь.

— Ира, — тихо сказал демон, — ты как?

— Нормально.

— Ира, ты… крута до невозможности, — он очень боялся пафоса, и потому подбирал подростковые глупые словечки. Тоже мне, демон. Нашел, чего бояться.

Она молча подняла Алисин велосипед. Колесо погнулось «восьмеркой», рама была цела; опираясь одной ногой на педаль, как на самокате, Ирина спустилась с моста и подобрала в кустах прежний велик Вовы. Фонарик горел среди зарослей дикой малины.

Ведьма взобралась на раму мужского велосипеда и покатила рядом женский, держа оба руля двумя руками.

Никогда раньше она так не ездила.

— Ты ее спасла, — сказал демон. — И его тоже.

Ведьма не ответила.

— Знаешь, — сказал демон с такой интонацией, будто ему разрешили говорить после тысячи лет молчания, — я бы хотел, чтобы ты была счастлива. Я бы… если бы я мог. Если я был жив.

Собаки, слегка обалдевшие от всех этих ночных перемещений, лаяли за заборами уже без прежней злости.

— Спасибо, — сказала Ирина, помолчав.

Фейерверк прекратился. Над домами и лесом залегла еще более темная, бархатная, осенняя тьма.

* * *

Она почувствовала неладное, уже подъезжая к дому.

Во дворе никого не было. За стеклянными дверями, в холле, метались тени. Бросив велосипеды, Ирина бегом взбежала на крыльцо.

Центром всеобщего внимания, как и прежде, был именинник. Народный художник Раевский стоял у стола, и ни тени прежнего благодушия не было на его желтом лице:

— Творческий путь?! В глаза плевать… Медом мазать… Суки… Да в жопу такой творческий путь! Это же гноище… Эти мои…

Он с силой швырнул баночку с хреном, и свекольно-розовая клякса расцветила аллегорическую картину на стене.