Во главе их шёл человек, одетый в сукно и атлас — всё чёрное. Он держал в руке длинную трость с набалдашником из слоновой кости, стальные украшения на камзоле и золотая цепочка довершали отличительные знаки. Густые брови, большие усы и бесконечной длины эспаньолка, тоже чёрные, как и его волосы, придавали отпечаток суровости его худому и жёлтому лицу, которое казалось ещё мрачнее от тени, набрасываемой на него широкими полями шляпы с чёрным пером.

— От имени его светлости маршала де Брезе, главнокомандующего его величества короля Людовика XIII дивизией, стоящей под Брюсселем, — торжественно провозгласила эта угрюмая личность, остановившись посреди комнаты, — я, Шарль дю Трамбле, обер-аудитор армии, объявляю всем присутствующим, а в особенности сьеру Лаграверу, хозяину дома, что они должны выдать мне майора Анри де Трема в силу следующего приказа об аресте.

Он вытянулся во весь свой высокий рост, вынул из колета пергамент с красной печатью и показал его Норберу, всё ещё стоящему у стены, за которой скрылся майор.

— Здесь нет того, о ком вы спрашиваете, — ответил старик.

— Однако обходя замок, трое из моих людей узнали майора два часа тому назад, когда он вошёл сюда переодетый. Один из узнавших прибыл ко мне в Оген, чтобы донести об этом обстоятельстве, доказывающем значительное нарушение дисциплины, так как майор де Трем должен бы в настоящее время быть далеко от Брена по приказанию главнокомандующего. Остальные же двое из отряжённых мною людей стерегли выход из замка до моего прибытия и донесли мне, что из него никто не выходил. Стало быть, офицер, которого я должен арестовать, здесь, и вы, вероятно, знаете, где он скрылся.

— Если бы и знал, то не выдал бы его по долгу гостеприимства, — возразил Норбер с твёрдостью, но истощённый физически и умственным усилием, которого ему стоило деятельное участие в этой драме, он пошатнулся и схватил руку Валентины; с её помощью он едва дошёл до своего кресла.

— Вы противитесь ходу правосудия! — сказал ему строго дю Трамбле. — Берегитесь. В таком случае я должен арестовать и вас самих.

Но старик Лагравер впал в своё обычное бесчувствие. Он, очевидно, не сознавал более того, что происходило вокруг него.

— Не мучьте этого бедного больного, — обратился граф Робер к обер-аудитору. — Он впал в состояние, в котором не способен вас понимать.

— Если он меня не может понимать, — возразил надменно дю Трамбле, — то вы, полковник, будете мне отвечать за него. Я уверен, что вы знаете, где скрылся виновный. Укажите мне, где он.

— По какому праву вы меня допрашиваете? — вскричал Робер с гордым пренебрежением.

— По праву, которое при исполнении моей обязанности ставит меня выше всех высших начальников войска. Поверьте мне, полковник, для вашей собственной пользы вы должны повиноваться моему требованию, я знаю, что майор Анри скрывается здесь. Выдайте мне его, как повелевает вам это и служебный долг.

— А если я найду уместным вспомнить, что он мне брат, хотя и подчинённый?

— Так, в силу права, данного мне законом, я велю осмотреть и обыскать весь дом.

— А если вы и тогда не найдёте того, кого преследуете?

— Тогда я прикажу моим людям захватить и увести всех тех, кто скрывает дезертира и не хотят открыть мне его убежище.

— Даже меня, господин обер-аудитор?

— Даже вас, полковник... и даже эту молодую девушку.

Концом трости он указал на Валентину, предписания которой, предъявленные ему ночью, он исполнял в точности, повинуясь полномочию, исходящему от Ришелье. Граф де Трем вздрогнул.

— Берегитесь, господин дю Трамбле, — сказал он, — маршал де Брезе, без сомнения, найдёт, что вы употребляете во зло преимущества вашего звания, арестуя офицера моего чина.

— Наш начальник, напротив, поставил бы мне в вину, если бы я поступил иначе, — холодно ответил обер-аудитор. — Ему ненавистно всякое уклонение от долга. Скрывая майора и мешая исполнению приказа об аресте, вы становитесь его соучастником и явно противитесь распоряжению маршала, от имени которого я действую. Упорство с вашей стороны может лишить вас полка и предать военному суду. Мои слова основываются на верных данных, полковник. В последний раз прошу не вынуждать меня к строгим мерам относительно вас.

Роберу хорошо было известно, к каким строгим и крутым решениям прибегал его начальник, когда противились его власти. Он видел себя отдалённым от своих солдат и лишённым свободы действовать в решительную минуту, когда, по собственному его извещению, Гастон Орлеанский должен был рассчитывать на его успешное содействие.

Тяжкое недоумение душило его, как мучительный кошмар. Но несмотря на терзавшие его опасения насчёт успеха заговора, несмотря на убийственную тоску о судьбе брата, одна мысль упорно преследовала его и отвлекала от других — во что бы то ни стало он хотел оградить Валентину от строгости закона.

То же самое думал и Урбен, но вместе с тем он имел твёрдое намерение не позволить обер-аудитору арестовать ни Робера, ни Анри. Он тайком удостоверился, легко ли вынимается из ножен его шпага.

— Делать нечего! — сказал дю Трамбле, видя, что граф всё ещё колеблется, — пусть четыре человека задержат старика и молодую девушку. А вы, — обратился он к остальным, — тщательно обыщите эту комнату. Если же виновный не будет найден, то я попрошу вас, господа, отдать мне ваши шпаги.

Кавалер Урбен обнажил шпагу и бросился к Валентине.

— Стойте! — закричал Робер раздирающим голосом. «Решено, — думал он. — Долг повелевает мне выдать виновного брата скорее, чем позволить себя арестовать, и тем погубить участников заговора, судьба которых вверена мне. Скорее позор для Анри, чем незаслуженное оскорбление подруге моей сестры, овладевшей моим сердцем», — договорила за него совесть, встревоженная смутными угрызениями.

Холодный пот выступил у него на лбу, когда он подошёл к той части стены, в которой находилась потайная лестница. Он прижал пружину и глазам дю Трамбле и его сбиров явился Анри, остолбеневший от ужаса. Жандармы бросились к нему, чтобы вытащить насильно из его убежища, но повелительный голос обер-аудитора остановил их.

— Ни с места! — закричал он и сам подошёл к майору, который в мрачном унынии почти бессознательно последовал за ним.

— Вы мой пленник, — обратился к нему дю Трамбле, — но из уважения заслуг и высокого положения полковника де Трема я не поведу его брата под конвоем как беглеца из Бренского замка в Оген на глазах почти всей армии. По словам домоправителя, в этом старом замке есть надёжные темницы. В силу данного мне права я оставлю вас в одной из них под надзором четырёх моих жандармов, пока маршал не решит вашей участи. Кроме присутствующих, никто не будет знать о вашем внезапном возвращении, которое доказывает ваше уклонение от долга службы и составляет вашу вину. За молчание моих людей я ручаюсь. Если ваш старший брат решится ходатайствовать за вас у маршала де Брезе, он, может быть, выпросит вам помилование. Главное теперь заключается в том, чтобы оградить вас от первой вспышки гнева нашего начальника, строгость которого в эти минуты неумолима... Будь вы у него под рукой, он был бы способен вас расстрелять.