потемневшим лицом и немного ввалившимися глазами, но это был он.

Роман резко шагнул вперед, закрывая меня и поднимая руки в странном жесте, и по моему телу прошлась волна энергии, которая неожиданно понравилась малышу. Роман же, стараясь не выпускать из виду Главу, быстро оббежал взглядом окрестности. Я невольно повторила его движение, но улица была совершенно пустынна. Глава же больше не сделал ни единого движения и просто смотрел на нас, опустив руки вдоль тела.

— Я один, — его голос был хриплым и, я бы сказала, немного надломленным. — Я не враг. Я пришел умолять вас о помощи!

19

Рамзин.

Ночной воздух родного мира опьянял дурманом предвкушения и истязал огнем так долго обуздываемой ярости. Эти чувства, словно живое, самостоятельное существо метались под кожей, стараясь прорваться сквозь нее наружу, сжигая меня в своем голодном нетерпении найти свои жертвы. Я не считал дней, которые ушли на создание ментальных ошейников для мааскохии, потому что это только раздувало в разы злость. Но я не был настолько доверчив, чтобы привести с собой армию неподконтрольных паразитов. Поэтому мы с драконом и потеряли время, изобретая и испытывая все новые способы управления изворотливыми тварями.

Внутри все кипело от каждой уходящей минуты здесь, но жажда мести и желание раз и навсегда смести все препятствия со своего пути держали крепче цепей. К тому же дракон теперь был словно отражение моих собственных мыслей и желаний. Никогда раньше мы не были настолько едины, как сейчас в стремлении как можно быстрее добраться до своей женщины. Меня посещали краткие мысли о том, как он относится к планируемой откровенной агрессии против себе подобных. И если для себя я решил окончательно, что узы орденского братства для меня более ничто, то мысли древнего ящера о том, как нападение на братьев отразится на их драконах, для меня оставалось тайной. Я мог уловить только решимость действовать и твердую уверенность, что другие драконы не станут для нас препятствием. На чем она основана — на знании границ его собственной мощи или на некой драконьей иерархии — я не знал. Кто разберет истинную мотивацию того с кем не можешь говорить напрямую? Главное то, что сейчас с моим зверем у нас общие цели. Вырваться, покарать и вернуть своё. И хотя я понимал, что время уходит не впустую, ком гнева рос и становился все плотнее с каждым часом. Из-за этого я пару раз сорвался, что закономерно вылилось в смерть нескольких моих новых подчиненных от того, что я переборщил с жесткостью воздействия. Верные саакхии, ощущая изменения во мне, стали держать дистанцию, и мне даже показалось, что я увидел тень печали в их круглых огромных глазах. Неужто они жалели своих извечных врагов и угнетателей? Или это что-то другое? Копаться в том, какого рода сожаления посетили моих здешних помощников, я не имел желания. Идти за мной в мой мир они отказались наотрез. Так что какое, в сущности, мне дело? Тем более вожак мааскохии, до которого очередь должна была дойти в самом конце, отнесся к гибели соплеменников равнодушно, а нас с драконом это и тем более не волновало. Хоть и союзники, и инструменты в данный момент, но эти твари оставались мерзкими паразитами по сути. А то, что сейчас они во главе со своим вожаком просто вынуждены мне помогать только ради выживания, понимали обе стороны. Как и осознание того, что момент, когда из союзников мы станем смертельными врагами, обязательно наступит. И победа будет за тем, у кого окажется крепче защита. На краткий миг мелькнуло сомнение в целесообразности использования таких опасных союзников, но оно быстро утонуло в океане стремительно растущего раздражения. Это чувство пропитало меня уже насквозь, заменило кости, поддерживая лучше скелета, сочилось по венам, замещая кровь, и выливалось в окружающее пространство вместо выдыхаемого воздуха. Злость смешалась с вожделением, тоской, ревностью, став дикой смесью, настоящим ядерным топливом, которое грозила вот-вот достичь критической массы и рвануть, испепеляя все вокруг. Единственное, что еще позволяло мне не пересечь хрупкую грань относительной нормальности — это убийственное спокойствие дракона, которое он транслировал мне. Еще бы, для него день, месяц, год — мелочи, не имеющие значения отрезки времени, тогда как для меня каждая минута, когда я здесь и бессилен дотянуться, отобрать Яну у мерзкого вора, как очередная игла, вгоняемая напрямую в сердце.

— Для моего вида странно так отчаянно желать одну конкретную самку, человек с двойной душой, — попытался проявить чудеса проницательности и навыки светского общения вожак, прошелестев у меня в голове.

— Твой вид — паразиты, живущие за счет жизненной энергии других. Откуда же тебе понять чужие чувства? — огрызнулся я. — И тебе лучше не раздражать меня, вожак. Я ведь всегда могу заменить тебя другим.

— Не думаю, что в твоих силах стерпеть еще большую задержку. Для управления мааскохии тебе нужен лидер, которому не посмеют перечить, и кто будет готов подчиниться тебе. Чтобы найти кого-то вместо меня, уйдут многие дни. А ты и так уже почти выгорел дотла.

Как же выводила из себя это манера скользкого ублюдка делать выводы, алчно ловя отголоски моих эмоций!

— Желаешь испытать меня, вожак? Насколько я знаю, мааскохии пока не нашли способа стать бессмертными! — из последних сил притворяясь равнодушным, отмахнулся я. Нельзя этой твари давать и намека на чувства, за которые он сможет ухватиться. Но сдерживать их становилось все труднее.

— Что в одной может быть такого, чего не найти в других? — не отставал он.

— Тебе этого все равно не понять, не стоит и пытаться.

— Она может дать самое сильное потомство? Или у нее есть сила, что возвысит тебя над себе подобными? Что заставляет тебя желать получить именно эту особь? Почему все твои мысли окрашены ее следом?

Я проигнорировал его. Вожак постоянно пытался вести со мной эти беседы. Щупал, искал рычаги на поверхности, не в силах пробиться сквозь защиту. Терпел неудачи, но проявлял несгибаемое упорство, пытаясь снова и снова. Между нами уже установилась своеобразная связь. Я слышал его шелестящий шепот повсюду, как бы от него ни удалялся.

— Неужели совокупление столь приятный для ваших тел процесс, человек с двойной душой? — насмешливо спросил он в другой раз. — Я постоянно ловлю от тебя отголоски мощной похоти и обрывки картин. Не сказал бы, что это приятное зрелище. Ваш вид такие в сущности примитивные животные.

— Не лезь в мою голову и не будешь так страдать от картин примитивного совокупления, — я