Запах щекотал ноздри, я ожидал каких-то глюков, видений, но в мутной воде появилось светлое пятно начало раздвигаться, как диафрагма старинного цифрового фотоаппарата. Я увидел черно-белое изображение, как в довоенном кино, однако диафрагма расширилась до краев миски, света прибавилось, появился цвет, я узнал тронный зал дворца Арнольда.

Занавески колыхались под свежим ветерком, но Конрад метался по огромному залу, как лев в тесной клетке, которую окружила гогочущая толпа простого люда. Лев в ярости, а они тычут его под ребра длинными палками, хохочут, когда он рычит и бросается на железные прутья, ревет и грызет металл.

Дверь распахнулась, по ту сторону стоял Юбенгерд.

Конрад в ярости обернулся к нему.

– Чего застыл? Давай сюда! Докладывай! Юбенгерд почти вбежал, вытянулся, торопливо заговорил:

– Наши гарнизоны заняли казарму на перевале. Там горная река, я велел построить широкий мост. Это привлечет симпатии местного населения, а для нас – удобная переправа. Как только ваше величество захочет... если захочет, двинуть свои победоносные войска дальше...

Конрад нахмурился, прорычал зло:

– Что ты о каких-то мостах!..

– Понимаю, ваше величество, – сказал Юбенгерд еще торопливее. – Наши войска расквартировались в богатой долине, где за зиму передохнем, соберем обозы, а затем сможем всей массой двинуться на земли Тер Овенса...

Он осекся, умолк, ибо король повернулся к нему всем туловищем, яростный и взбешенный, с горящими, как у льва при виде добычи, глазами.

– Что ты про какие-то мелочи! – прогремел он. – Не понимаешь? Я отовсюду слышу, что своей победой обязан великодушию Арнольда! Он-де настолько благороден, что отказался от трона, только бы сохранить жизни своих подданных!.. Ха-ха, как будто не высшая слава, честь и цель для мужчины – красиво пасть на поле брани; и вот теперь я хожу, как оплеванный... Моя великая победа над вековым врагом превратилась в черт знает что!

Юбенгерд вздрагивал от раскатов громового голоса, вытягивался, подбирал живот и выпячивал грудь, но голову откидывал назад, словно король вот-вот вцепится зубами в его лицо.

– Ваше величество, – наконец проронил он, – стоит ли обращать внимание? Поговорят, забудут...

– Забудут?

– Да, ведь простолюдины...

– Дурак, об этом все говорят: рыцари, священники, бароны, торговцы... Хуже того, об этом уже говорят барды, менестрели!

– Ваше величество, да что вам до этих никчемных людишек?

Король Конрад посинел от злобы. Юбенгерд смотрит искренне, прекрасный тактик, у него невозможно выиграть сражение, если силы равны, но абсолютный дуб во всем, что не касается расположения войск.

– Эх, – процедил Конрад люто, – когда же ты начнешь понимать... что умело подобранная песня может из армии зайцев сделать львов, может опрокинуть трон, может черное превратить в белое... Ладно, иди.

Юбенгерд попятился, осторожно осведомился:

– Ваше величество, так как с переправами?

Конрад отмахнулся:

– Делай. Одобряю. Ты лучше знаешь, что нужно. Иди, даю позволение заранее.

Юбенгерд ушел, пятясь, обрадованный, но явно обеспокоенный таким странным поведением. Я видел по его лицу, что раньше король влезал во все дыры, интересовался даже стельками в солдатских сапогах, каждого воина знал по имени, а у ветеранов знал даже их лошадей, но вот теперь...

Конрад хлопнул в ладоши, в зал пропустили тихого, малозаметного, как мышь, серого человека. Я всматривался того – так, что ломило глаза. На морде этого тихони что с королем в последние дни творится нечто странное: он то затихает в изнеможении, то взрывается водопадами гнева и походит тогда на огненную гору что извергает в небо раскаленные тучи и выбрасывает тысячи тяжелых камней, из которых можно выстроить десяток неприступных замков. В такие дни от него разбегаются и прячутся даже самые близкие из придворных, самые неустрашимые полководцы, самые доблестные рыцари.

– Ваше величество, – сказал серый человек первым, – вы сегодня выглядите как никогда сильным и великодушным королем. Народы Галли уже благословляют вас...

Конрад поднял на него налитые кровью глаза.

Я рассмотрел бледную кожу в мелких морщинках, которых месяц назад еще не было, и темные мешки под глазами, которых не было тоже.

– Благословляет? За что?

– Ну, ваше величество, – сказал серый человек медленно, я понял, что вот сейчас начинает на ходу импровизировать: – Вы не стали увеличивать даже налоги! И ни один город не сожгли, не разорили...

Конрад прервал злобно:

– Словом, меня хвалят не за то, что я сделал добро, а за то, что не наделал много зла! А образцом добродетели по-прежнему выставляют этого труса Арнольда, черт бы его побрал! Я только и слышу отовсюду: король Арнольд, король Арнольд!

– Да, ваше величество, – сказал серый человек.

– Что «да»? – заорал Конрад.

– Я тоже это слышу, – ответил серый человек. Он побледнел, но прямо смотрел в глаза, король не терпел, когда ему врут. – Да и все слышат.

Конрад заревел, подбежал к стене и с силой ударил кулаком. Взвыл, на суставах сразу выступила кровь.

– Сволочь! Он отравил мне всю победу!

Серый человек сказал твердо:

– Ваше величество, осмелюсь сказать...

– Ну-ну, говори!

– Вы никогда не станете истинным хозяином этой страны... пока не будет захвачен король... простите, захвачен Арнольд. Пока он жив, о нем рассказывают легенды. Я сам слышал, как он в образе простого пастуха кого-то исцелил, кого-то спас... Причем, по слухам, он может находиться сразу в двух или трех местах. С каждым днем его жизнь приукрашивается все больше. Еще немного, и о нем будут рассказывать, как о чудотворце. А вы...

Конрад процедил с яростью:

– Ну-ну, говори!

– Я не осмеливаюсь, ваше величество.

– Говори, я приказываю!

– Вы можете догадаться, ваше величество. Если Арнольду с каждым днем добавляют все больше белых перьев, то вам, естественно, черной шерсти. Вот-вот найдутся очевидцы, что видели, как вы прячете в штаны... простите, брюки, хвост. А ваши длинные волосы объяснят тем, что вам надо прятать рожки. Вы же знаете простой народ!

Конрад проревел с ненавистью:

– Черт бы побрал этого Арнольда! Черт бы побрал! Все черти бы его побрали!!

Серый человек осторожно на цыпочках удалился. Изображение начало меркнуть, я увидел, что смотрю в остывающую желтую воду. Сигизмунд догадался по моему лицу, что видение оставило меня, предположил:

– Вода остыла. А если подогреть?

Гугол виновато развел руками, а я сказал: