партии Александр Богданов, относительно безразличный к матриархату и концентрировавший свое внимание на способе мышления тогдашних людей, регулирующих его нормах и идеях, дает ту же картину «равенства в нерасчлененности». Он пишет, что целью обычаев, которые регулировали всю жизнь племени, было «коллективное благо группы, потребности коллективной жизни, понятные и очевидные для всех, — потому что никто еще и не думал выделять свои личные интересы и стремления из общих интересов и стремлений своего родного коллектива — не было обособленных „личностей“, а был единый организм родовой общины, и его живые клетки — люди, связанные кровной связью».

Итак, личность отсутствовала. Несмотря на появление к этому моменту сложной материальной культуры, несмотря на формирование сложной системы обычаев, человек не осознавал себя как личность, не чувствовал, что существует какая-то «граница» его самого, за которой он заканчивается и начинается другой человек. Первобытный человек ставил знак равенства между собой и племенем.

Именно такое представление о коммунизме в итоге оказалось наиболее понятно для западного сознания: равенство безличных, равенство лишенных культуры, равенство «возвращенных в лоно природы». Люди равны потому, что все они дети породившей их земли, которые не претендуют на какое-либо отделение от последней. Концептуально, на уровне матриц мышления, декультурацию и возвращение в лоно природы призван обеспечить постмодернизм.

Возвращение — это, конечно, не то же самое, что первоначальная слитность с природой, неотделенность от нее. Оно происходит в условиях сохранения современной технологии, а также власти. Власть лишь переходит в новые формы, при которых она должна осуществляться косвенно, через контроль над психикой.

Такова в общих чертах состоявшаяся эволюция левой идеи на Западе. Ее обязательно необходимо рассмотреть подробно, чтобы точнее понять, какова идеологическая диспозиция в современную эпоху, в которой нам жить. Но сейчас хотелось бы подчеркнуть, что единственное место, где левая идея получила иное развитие — это Россия. Здесь, как и на Западе, она была реализована не буквально (по марксистской или иной прописи), а через определенное собственное «прочтение» — только совсем иное.

Почему, породив на Западе столь ядовитые всходы, та же идея создала в России первое в истории человечества государство социальной справедливости, пусть и оказавшееся исторически недолговечным? Всё зависело, по-видимому, от того, с чем идея соединится в душе народа, взявшего ее на вооружение.

Одно из объяснений такой разницы лежит в различном отношении к телу и женскому началу в России и на Западе. Постараемся увидеть, в чем состоит эта разница.

Начать здесь хотелось бы с темы охоты на ведьм. Как мы обсуждали, история охоты на ведьм — это одно из ярчайших проявлений отвержения плоти, страха и недоверия в отношении женского начала на Западе. И здесь мы сталкиваемся с тем, что при единстве христианской веры борьба с чародейством в России выглядела совсем иначе.

Я приведу весьма интересные в этом смысле выводы профессора Владимира Антоновича, киевского историка польского происхождения, который изучал процессы в отношении колдунов на юго-западе России XIX века, то есть на территории современной центральной и западной Украины.

Необходимо оговорить, что Антонович является одним из ключевых идеологов украинства, основоположником галицийского украинского национализма, который понимал украинцев не просто как отдельный от русских народ, но и постулировал, что именно украинский народ наследует Киевской Руси, тогда как «москали» имеют финно-угорское происхождение. Однако при этом он является крупным исследователем истории Юго-Западного края Российской империи, одним из создателей обширного архива документов этого региона. В область его интереса входили самые разные процессы, и в 1877 году он издал монографию, посвященную тому, как здесь относились к колдовству. Юго-Западный край являлся пограничным между западным миром и историческими территориями России, и Антонович мог пронаблюдать один и тот же процесс и с «той» стороны, и с нашей. Если бы он занимался отношением к колдовству в центральной Европе или в Москве, он, быть может, не увидел бы интересующего нас различия в этом отношении столь четко.

Напомню, что на Западе массовые преследования и сожжения ведьм происходили несколько веков, и жертвами их стали десятки тысяч женщин. Церковь устами инквизиторов объявила, что ведьмы вступают в сговор с дьяволом. Значительное количественное преобладание женщин-ведьм над мужчинами-колдунами объяснялось тем, что женщины лживы и ненасытны к плотским наслаждениям. И в целом скверны по природе, а потому склонны отрицать веру. Церковь требовала карать не только самих ведьм, но и всех, кто осмеливается усомниться в их могуществе и опасности. Суды инквизиции действовали предельно жестко, исходя из позиции, что они противостоят мистической угрозе, способной подорвать веру и самою церковь.

(Сожжение ведьмы Элизабет Гонт. Гравюра)

Именно этот подход фиксирует Антонович с «польской» стороны исследуемой им территории. Здесь нужно разъяснить, что территории Юго-Западного края отошли к Российской империи в результате разделов Польши. Все эти земли находились в составе Древней Руси и были потеряны в период монголо-татарского ига, отойдя к Литве. Однако за период их нахождения в составе Великого княжества Литовского, а затем Речи Посполитой, только меньшая западная часть этих территорий была окатоличена и заселена поляками. На большей же их части сохранялось православие (и некоторое время было униатство) и преобладало этнически русское население.

Называя границу между этими частями Юго-Западного края «этнографической», Антонович утверждает следующее: «Фанатический взгляд на чародейство и применение к нему всех последствий выработанного инквизиционными судами процесса не переходили этнографической границы, до которого простиралось католическое народонаселение Речи Посполитой. Хотя существовавшая в Польше с ХIV в. „Святая инквизиция“ имела право суда и в русских областях Речи Посполитой, по мере присоединения их к Польше… хотя в Магдебургском праве, которым управлялись Южно-Русские города, и положены были строгие наказания за чародейство; тем не менее на практике эти строгие законоположения не находили почти применения. В числе почти ста дел, встречавшихся мне среди актов XVIII столетия, нигде не применяется строгость взгляда Германского уложения и инквизиторских кодексов. Среди всех дел, возбужденных о чародействе, никогда ни городские, ни магистратские суды не помышляют о наказании виновных сожжением и, по большей части, не дают процессам даже значения уголовного иска. Обыкновенно уплатою штрафа в пользу церкви, церковною епитимьей или очистительною присягой отделываются обвиненные от возводимого на них подозрения».

Итак, Антонович обнаруживает естественную этнографическую границу, по одну сторону которой существовала вера в ведьм как мистическую антихристианскую силу и соответствующая свирепая практика женоубийства, а по другую ее сторону этого не было. Подчеркнем еще раз, что это не граница между христианским и нехристианским миром, не граница между славянскими и неславянскими народами, а граница между Европой и историческими территориями православной Руси.