***

Анжелина была в глубоком обмороке.

Она дышала, она была жива и цела, на ней не было ни одной раны (Бран лично убедился, пусть для этого принцессу и пришлось полностью ощупать), она просто испугалась до истерики.

Вот так и получилось.

Выстрелила – и свалилась. Ну, хорошо хоть после выстрела.

Правда, у Брана мысли были больше благодарственные.

Он крепко обнимал девушку, словно ее хотели отнять, целовал бледное лицо с дорожкой слез на щеке… когда она успела заплакать?

Жива.

Что еще нужно?

Холош, да пусть между нами никогда и ничего не может быть! Я, скотина, не оценил твой подарок!

На этом свете есть ее высочество Анжелина!

Она живая, она будет радоваться жизни, выйдет замуж, детей нарожает, она просто – будет! А я, идиот, не понял, какой это грандиозный подарок судьбы. Знать, что на этом свете есть та, кто тебе дороже своей жизни, и у нее все хорошо.

Что еще надо?

Да ничего!

Веки принцессы, с тонкой сеточкой просвечивающих синеватых ниточек, чуть дрогнули.

– Бран?

– Да, любимая. Это я, мы живы…

Бран еще раз крепко прижал к себе принцессу, даже не поняв, что проговорился, и отпустил. Помог встать на ноги.

Анжелина огляделась вокруг.

– Мы живы…

– Да, мы живы, они мертвы…

– А… Эдайна?

Эдайна-Эдайна…

Брану оставалось только вздохнуть. Кирии уже ничем было нельзя помочь. Ничем.

Удар пришелся сверху вниз, развалив ее малым не на две половинки, и Анжелине на такое смотреть не стоило.

Внутренности человека выглядят весьма неаппетитно, если вы не лекарь, и не жрец Холоша. Тогда для вас это обыденное зрелище.

Увы, Анжелина все же взглянула туда, куда смотрел Бран, вздохнула, и потеряла сознание. Второй раз. Бран ее понимал, зрелище было весьма неаппетитное.

Вопрос переключил Брана на более важные мысли.

А именно – что делать дальше. И куда идти.

Если что – тут еще человек двадцать убийц бродит. Один Бран мог бы многое. Жрецы Холоша не только молиться учатся, это уж поверьте, он мог бы просто выследить негодяев, а там…

Или перерезать, или перетравить, или….

Тихий шорох заставил его развернуться.

Расслабился, идиот.

Не проверил, кого убили, кого не добили.

Из недобитых был тот, в кого стреляла Анжелина. Она попала вполне удачно, в голову, но чуть сбился, видимо, прицел. Или вирманин чуть нагнул голову – этого хватило. Вопреки распространенному мнению, убить человека выстрелом в голову достаточно сложно. Не всем это удается с первого раза. Кости черепа достаточно крепкие, всяко бывает, и стрела скользнуть может.

Бран посмотрел на девушку, на «недобитка»…

Что, есть выбор?

– Ваше высочество, полежите чуток?

Анжелина была устроена на плаще, а жрец Холоша, да, сейчас именно он, направился к вирманину.

Обыскать, спутать по рукам и ногам, и привести в чувство путем надреза на ухе. Это несложно. Кстати, и кровища из уха хлещет, ощутимо деморализуя противника, не любят люди свою кровь. Вот чужую – другое дело.

Вирманин открыл глаза.

– Кто тебя послал? – Бран не давил голосом, он просто разговаривал. И выглядело это страшнее, чем любой крик и угрозы.

А зачем угрожать?

Делать надо! Де-лать!

Вирманин сплюнул на песок.

– Как тебя зовут? – тем же мягким тоном спросил Бран.

Еще один плевок.

– Как некрасиво. А ведь я тебя не убью, ты знаешь? Сразу – не убью.

Голубые глаза противника выразили заинтересованность. Действительно, когда твоя жизнь в чужих руках, начнешь интересоваться планами ее владельца.

– Я сделаю лучше. Я вспорю тебе живот, выпущу внутренности на песок – и так тебя оставлю. И ты будешь гнить. Долго. И корчиться тоже будешь долго. А я тебя еще привяжу так, чтобы ты сам себе не повредил. Думаю, дня четыре ты протянешь, и проклянешь свою мать за то, что она не удавила тебя в младенчестве.

– У тебя нет времени меня пытать, Гардрен. И орать буду…

– Не будешь. Кляп я сделаю быстро.

– Рано или поздно вытащишь. И наши найдут тебя раньше…

– О ваших – подробнее?

– Да пошел ты…

Бран вздохнул.

– Ты знаешь, кто я. Но все ли ты знаешь? К примеру, что я – жрец Холоша?

Кажется, этого вирманин не знал. Побледнел, поежился, но воли к сопротивлению не утратил. Не тот народ, чтобы легко сломаться.

Бран продолжил бы ломку, но в эту секунду зашевелилась Анжелина, перевернулась на локоть, застонала.

Пришлось уделить внимание девушке.

Подойти, положить светловолосую головку к себе на колени, погладить по волосам.

– Все в порядке, миледи Анжелина. Это я, Бран, мы живы и не в плену, вы просто опять потеряли сознание. Так бывает.

Серые глаза распахнулись, осознавая нечто важное.

– Бран!!!

И столько счастья в них было. Искреннего, человеческого, которое сияет в глазах у каждой любящей женщины, неважно, жены, сестры, матери, дочери…

Вернулся.

Живой!!!

А больше ничего и не надо.

– Поднимайтесь, миледи. Ничего еще не кончилось.

Брану не хотелось произносить эти слова. Обнять бы ее, успокоить, уверить, что все позади…

Увы.

У них еще есть хорошие шансы стать кормом для рыб. Или ворон – по ситуации.

Анжелина явно вспомнила все, что произошло, и потерла лоб.

– Да, я сейчас… Дайте мне пару минут, Бран, я приду в себя, и все сделаю…

– Сделайте, миледи, – голос Брана звучал мягко, увещевательно. – Вы сможете осмотреть вещи и найти что-то съестное? И переоденьтесь, прошу вас.

Анжелина недоуменно поглядела на Брана.

– Во что?

– Миледи, вам лучше знать. Но прошу вас надеть что-то такое, чтобы нам было удобно идти или ехать верхом, – просто ответил Бран. – Надеюсь, у вас есть такое платье?

Анжелина прикусила нижнюю губку, подумала пару минут, и кивнула.

– Я сейчас попробую разобраться.

И исчезла в лодке.

Принцессам, конечно, не полагается что-то делать своими руками. И переодеваться, едва прикрывшись парусом от посторонних взглядов, тоже не полагается. Но если выбор стоит между жизнью и приличиями – Мальдоная с ними, с приличиями. Анжелина была вполне молодой и здоровой девушкой, а не испанским королем, который обгорел просто потому, что этикет не позволял передвинуть жаровню.*