Мэри обняла ее одной рукой за плечи. И откуда в такой хрупкой на вид девушке (при всем ее высоком росте – Мэри едва доставала ей до плеча) столько силы?

– Ничего, моя хорошая, – сказала она. – Плачь сколько хочешь. Я не Кэтрин, но я с тобой – хочешь ты со мной говорить или нет.

Еще несколько минут Жюстина всхлипывала. Затем шмыгнула носом и снова вытерла слезы, на этот раз носовым платком.

– Прости, Мэри, – сказала она. – Казалось бы, за сто лет эти раны могли бы уже затянуться. Иногда мне кажется – лучше бы мой отец не оживлял меня, а на самом деле расчленил и выбросил остатки в море.

– Ты так не думаешь, – сказала Мэри. – Живой быть лучше – живой быть всегда лучше. Подумай о цветах, о своих картинах, подумай о нас. Что бы мы без тебя делали? Кэтрин с Беатриче тебя очень не хватало бы, и мне тоже. К тому же ты единственная из нас, кто может хоть как-то справиться с Дианой. Если бы тебя уничтожили, ты бы не стала моей подругой, а это было бы очень печально для меня.

– Да ведь ты бы тогда об этом и не узнала, – сказала Жюстина. Но она уже улыбалась сквозь слезы.

– Знаешь, что нам с тобой нужно, по-моему? – сказала Мэри. – Мы еще не обедали, а уже почти два часа. Почему бы нам с тобой не пойти и не спросить фрау Шмидт, не сделает ли она нам по сэндвичу или что-нибудь в этом роде?

– Вот это было весьма разумное предложение, которое я как раз сама собиралась сделать!

Это была Ирен. Она стояла в дверях, одетая мужчиной – в коричневом шерстяном костюме, и выглядела совсем как респектабельный клерк или младший партнер какой-нибудь бухгалтерской фирмы.

– Ох, дружочек! – сказала она, увидев лицо Жюстины. Подошла к дивану (в брюках походка у нее стала гораздо энергичнее) и взяла Жюстинино лицо в ладони. Вгляделась в него испытующе. Ей почти не пришлось наклоняться для этого: Жюстина даже сидя была очень высокой. Наконец Ирен сказала: – А знаете, Мэри права. Это как раз то, что вам сейчас нужно, – поесть чего-нибудь, может быть, даже выпить немного шнапса. А потом поспать. Вы просто устали, и в этом половина беды. Идемте – устроим нечто среднее между австрийским обедом и английским чаем, с пирожными и сэндвичами, хотя я не стану изменять своим привычкам и выпью кофе. Я спрошу фрау Шмидт, что она для нас приготовила, – Грета сказала, что обед подадут сразу же, как только мы придем домой, а мы, по-моему, уже все в сборе. Жюстина, не хотите ли пойти умыться? А затем приходите к нам в гостиную. Ну честное слово, дружочек, – не все ли равно, что там написала Мэри Шелли миллион лет назад. Вы здесь. Вы живы. Это главное.

– Все-таки чуть поменьше миллиона, – с улыбкой ответила Жюстина. Она шмыгнула носом – длинно и решительно. – Идите, я приду чуть позже.

Мэри вышла в коридор вслед за Ирен.

– Вы хотите, чтобы я рассказала о нашей утренней встрече с доктором Фрейдом?

– Ну конечно! Но сначала кофе. Уверяю вас, пироги фрау Шмидт – лучшие во всей Вене. После такого утра я чувствую себя совсем как Диана: как будто вместо желудка у меня бездонная пропасть! Догадываюсь, что она сбежала на кухню, как только вы вернулись домой. Это очень умно с ее стороны, и, пожалуй, вам обеим стоило сделать то же самое. Душевная боль – это в значительной мере просто усталость или голод, – я всегда так думала, хотя никогда не сказала бы этого Зигмунду!

Жюстина: – А разве непременно нужно упоминать, что лицо у меня было в пятнах?

Кэтрин: – Это поможет читателям почувствовать правдивость истории. Когда плачешь, лицо всегда идет пятнами. Если только ты не Беатриче, и то я почти уверена, что она плачет не настоящими слезами. Наверняка у нее из глаз течет сок какой-нибудь травы!

Через несколько минут они уже снова сидели в гостиной, в точности как вчера, и даже расселись по прежним местам, словно эти военные советы уже стали для них привычным делом. Ирен, их генерал, сидела в центре дивана. Диана – рядом, по-турецки, с ногами на подушках – это в ботинках-то! Мэри хотелось дать ей пинка, но пришлось бы тянуться через Ирен, и пинок мог бы случайно достаться ей. А Мэри подозревала, что Ирен способна дать сдачи. И почему эта Диана вечно будит в ней склонность к насилию?

Жюстина с Ханной сидели в креслах, а Грета примостилась на пуфике, как его называла Ирен, – ужасно нелепое название для мебели, да и вид у него тоже был нелепый: большая жесткая подушка без спинки. Как же держать равновесие на таком сиденье? Однако Грета, по всей видимости, превосходно с этим справлялась: она наклонилась вперед и уперла подбородок в ладони.

Невысокий столик был накрыт для австрийского обеда, но его можно было считать и за чай, хоть и совсем не английский. Ирен допивала чашку кофе. Жюстина с Дианой тоже попросили кофе, но Мэри – нет-нет, спасибо! – не изменила своей привычке к чаю. Она доела последний кусочек шоколадного пирога, покрытого сверху толстым слоем абрикосового джема, и должна была признать, что в Англии никогда ничего подобного не ела.

Миссис Пул: – Вот уж не сказала бы! В жизни не поверю, что на континенте можно найти что-то лучше, чем настоящая английская кухня. Мне эти их европейские финтифлюшки и даром не нужны – то ли дело пирог с патокой.

Мэри: – Не обижайтесь, миссис Пул, но я предпочитаю финтифлюшки. Тем более с джемом и шоколадом.

– От Дианы я хочу, – говорила Ирен, – чтобы она заучила на память архитектурный план Кранкенхауса Марии-Терезы. Не забывай – рассчитывать тебе там не на кого, кроме себя самой! – Она взглянула на Диану, нахмурив брови, словно хотела, чтобы та осознала всю серьезность ситуации.

– Что же я, не понимаю, по-вашему? – пренебрежительно ответила Диана. Подбородок у нее был все еще в шоколадных разводах.

– Если тебя поймают, Зигмунд, возможно, ничем не сможет помочь, – продолжала Ирен, словно не слышала возражения. – Поэтому я хочу, чтобы ты приняла все возможные меры предосторожности. Узнай, есть ли охрана на третьем этаже. Если есть, сколько их там и когда они сменяются? Если сможешь, установи связь с Люсиндой, скажи ей, что мы идем на помощь, и жди, когда Зигмунд тебя заберет. Но если третий этаж усиленно охраняется, сиди тихо и не делай глупостей. Поняла?

Диана только руки на груди скрестила с упрямым видом. Это был знак опасности – Мэри это было хорошо известно. С другой стороны, любой знак от Дианы – знак опасности, да и в любом случае, что им еще остается?

– Тем временем Жюстина, Мэри и Грета будут по очереди вести наблюдение из номера в таверне. Если что-то пойдет не так, подай какой-нибудь знак – помаши из окна платком, например. Они свяжутся со мной, а я свяжусь с Зигмундом, чтобы забрал тебя оттуда. Мы с Ханной будем разрабатывать план освобождения Люсинды. Полагаю, наиболее действенный способ – шантаж охранников. Но чтобы собрать такого рода информацию, нужно время. Нужно узнать, кто из них захаживает в публичные дома, кто влез в долги, проигравшись в карты или в тотализатор на собачьих боях. Не волнуйтесь, – сказала она: они и правда сидели за столом в волнении. – Мы все разузнаем. У нас осечек не бывает. Правда, девочки? – это было обращено к Ханне и Грете.