– По сути – верно сказано, – задумчиво произнес князь. – Причем это относится к вам обоим.

– Согласен, выглядит некрасиво, – не стал спорить я. – Потому сделаем так. Клянусь Ночью, Луной и Поконом, что полностью рассчитаюсь за оказанные услуги с князем Ростогцевым, согласно ранее заключенному с ним договору, в том случае если предмет, информация о котором была им предоставлена, окажется тем самым, что мне нужен.

– Так себе вариант, – поморщился Ростогцев. – Размыт во времени. Но и тебя понять можно, разумеется.

– Вот ведь. – Я уцепился одной рукой за ограду. – Никогда не думал, что придется раскапывать чью-то могилу. А ведь это законом, если не ошибаюсь, запрещено, только уголовщины мне и не хватало. Да и Эдуард Георгиевич, если узнает, по голове меня не погладит. А он узнает обязательно, поскольку волкодавов из своей службы по следу пустит сразу после того, как все обнаружится. Я его помню, он дядька резкий. А тут вряд ли получится чисто сработать, мне так точно, особенно по темноте.

– Могилы раскапывать – это уметь надо, – согласился со мной вурдалак. – Дело тонкое, требует специальных навыков.

– Князь, может дадите мне пару ребятишек покрепче, а? – попросил я его. – Они у вас как кошки, отлично в темноте видят. А лучше всего, если они сами это все и провернут, без моего участия. За мной не заржавеет, не сомневайтесь.

– При любой другой ситуации скорее всего я не сказал бы «нет», – немного напыщенно произнес князь. – Но не в этой. Нам за эту ограду соваться нельзя, Хранитель. Там наша смерть живет.

– Опять загадками говорите, ваше сиятельство, – недовольно отозвался я. – Если вы забыли, то мне все эти внутренние подлунные расклады неизвестны.

– Там – кладбище. – Ростогцев присел на капот машины. – Могильная земля. Место последнего упокоения мертвых. А мы все именно что мертвы, хоть и выглядим как живые. Пара шагов по этой земле, особенно ночью, и нас учует тот, для кого мертвые – паства. Ну а мы, значит, те, кто от него сбежал, пусть кое-кто даже и не по своей воле. Да и вообще для нас земля кладбищ вредна, она из нас последние искры бытия высасывает, как пиявка кровь. Вроде как понемногу, но если вовремя не спохватиться, то дело может кончиться плохо. Да и тебе, приятель, я туда вот так просто соваться бы не рекомендовал, особенно ночью и с не слишком благовидными целями.

– А для кого мертвые – паства? – совсем уж запутался я. – О ком речь?

– В этом мире, Хранитель, всегда и везде есть хозяева, – пояснил князь. – В реке – водяник, в лесу – леший, на поле – луговой, в доме – домовой. Ну и тут тоже. Если есть место, то имеется и Хозяин. И скажу тебе так – лучше с лешим подраться или с домовым повздорить, чем дело с умруном иметь. Им сила дана немалая, и знают они ох как много, как о жизни, так и о смерти.

– И о том, как первое превратить во второе, – добавил Данила, тоже выбравшийся из машины.

– Вот-вот, – поддержал его Ростогцев. – В пределах своих владений они полноправные владыки. Там, за решеткой, червяк в земле не шелохнется без его разрешения, чего уж говорить о разорении могилы.

– Лихо, – проникся я. – Ну а как с посетителями? Сюда же толпы народу ходят. Хоронят умерших, памятники ставят, просто прогуливаются. Опять же – обслуживающего персонала небось полно.

– Над обычными людьми, теми, кто могилы родных посещает или здесь работает, у умруна власти нет, как минимум до той поры, пока те не помрут и на его кладбище в неживом виде не попадут. Ну или прямого ущерба ему не нанесут, тут он снова в свои права входит. Но ты-то тут при чем? Ты хоть и остался человеком, но теперь наш, под Луной живешь, Хранитель, не под Солнцем. И существуешь ты отныне по Покону, а не по закону. Так что если умрун тебя прихватит у раскопанной могилы, то… Я не знаю, что именно он сделает, но хорошего ждать не приходится.

– А он прихватит, – добавил Данила злорадно. – Любая кладбищенская тень, любой призрак – его глаза. Заприметит тебя, цап – и в свой склеп!

– Чего ты скалишься, ущербный? – разозлился я. – Это твоей семье прямой убыток. Если ты забыл, то пока я подвеску не получу, расчета не последует, так что радоваться нечему. Вот и выходит, что в заднице не только я, но и вы.

– Твои проблемы – это твои проблемы, – строго произнес Ростогцев.

– Даже не спорю, – согласился с ним я. – Но авансы сроду не раздавал, так что пока мои проблемы не будут разрешены, вашими я заниматься не стану. Пока у меня нет подвески, у вас нет денег. Клад – не девичья невинность.

– В смысле? – удивился Данила.

– Ее по нашим временам восстановить – как высморкаться. А если я вам клад отдам, то обратно в землю его уже не вернешь. Так что ждите, пока я как-нибудь решу вопрос с кладбищем и его смотрящим.

– Хозяином, – поправил меня князь. – И вообще, Валерий, взвешивай каждое слово в общении с обитателями Ночи. Я вот на твое хамство смотрю снисходительно, но могут найтись те, кто делать этого не станет. А умрун тебя за такую оговорку вообще сразу на куски разорвет. В буквальном смысле.

– У меня и в мыслях не было вам хамить, – возразил ему я. – До той поры, как этот товарищ в нашу беседу не влез. Он вообще постоянно меня провоцирует или на драку, или на ругань, потому сразу вас предупреждаю – в одну прекрасную ночь я его убью.

– Или я тебя, – вставил свои пять копеек в разговор Данила.

– Значит, судьба у вас такая, – подытожил князь. – Случается. А что до награды… По сути, твоя позиция верна, товара лицом нет. Но кое о чем я тебя все же попрошу.

– Если просьба выполнима – нет проблем, – согласился я.

– Письмо напиши остальным концессионерам. Ну как в прошлый раз, мол, тема закрыта, всем спасибо.

– Хочется Карлу Августовичу нос утереть? – уточнил я.

– Очень, – расплылся в улыбке князь. – Не стану кривить душой – не люблю его. Скользкая личность. Помнится, в девятнадцатом году…

Увы, я так и не узнал, что именно случилось в девятнадцатом году, тайной осталось и то, к какому именно веку относился тот год.

Почему? Потому что князя перебило некое замызганное и сгорбленное существо, появившееся с той стороны ограды.

– Люди! – радостно просипело оно, мотнуло немытыми патлами и почесало живот под драной майкой. – Вот радость! А я тут брожу, брожу, никак выхода не найду. Это, где тут ворота? Слышь, парень? Да, вот ты. Тебя как зовут-то?

Небось алкаш, что допивает на могилах водку, принесенную на помин. Заснул там, а теперь выбраться наружу не может.

– Молчи. – Ладонь Ростогцева закрыла мой рот, из которого было готово сорваться имя. – Не вздумай отвечать этой пакости. А ты, бесплотный, вон пошел отсюда. Здесь, по эту сторону ограды, место для живых, а не для мертвых.

– Ой, кто бы говорил! – Тот, кого я принял за загулявшего ханыгу, распрямился, и я понял, что вижу сквозь него. Да, фраза звучит диковато, но что есть, то и есть.