Вот к разговору я была готова менее всего. Казалось, в Гаруче меня должны отчитать и наказать. Вести разговоры – нет.

«И что ему ответить? – напряглась я. – Отрицать слова шефа жандармов? И кому поверит столичный сыщик? Мне, непонятному существу с непонятными способностями? Или важному начальнику из другого города?»

По всему выходило, что расклад не в мою пользу.

– Так что? – поторопил Марьян Белянский. – Рассказывайте, Новак. Мне весьма интересно, что у вас есть на это сказать.

– Ну… – выдохнула я.

– Кофе? – кивнув на вторую чашку, следователь глотнул горячего напитка и ухватил с тарелки слойку с сыром. – Булку жуйте. И рассказывайте. Будем разбираться.

Глеб хмуро осмотрел фасад жандармерии, скривился и дернул на себя тугую створку с запыленным витражом. Возвращаться на работу после трех недель беспамятства и еще недели лежания на казенной койке в госпитале было странно. Да и не вызывала эта работа прежних чувств у старшего следователя. После всего, что поведали рейяну Влодек и Вольшек, тянуло написать заявление на увольнение и уехать в Лиен.

– Нет, сначала набить рожу Петшиковскому и далее по списку, а потом уехать, – поправил себя Ковальский, пересекая пустой полутемный холл. Дежурного видно не было, чему Глеб немало обрадовался. Люди в последние дни вызывали у мужчины стойкое отвращение, хотя многие и не были в том виноваты.

Идея почеса кулаков о начальственный нос изрядно подняла настроение, хотя Глеб и осознавал, что после такого уволиться он сможет только с волчьим билетом. Петшиковский ему нападения не простит и сделает все, чтобы Ковальского не взяли работать в магконтроль до скончания дней. Все связи поднимет, а их у бюрократа и завистливой сволочи Петшиковского достаточно. Ни родня, ни заслуги самого Глеба тут уже не помогут.

– Но набить рожу надо, – взвесив все за и против, принял решение старший следователь. Еще он решил, что первым делом напишет заявление, поставит в известность коллег, а потом отправится наверх, в начальственные владения. Сделать что-то большее Ковальский все равно не мог, время было упущено.

Если бы не ранение… Если бы Вольшека не отстранили… Если бы Завацкий не валялся в соседней палате, хоть и всего три дня…

Сколько «если бы», а итогом стала жизнь человека.

Девушки.

Той, что поймала преступника.

Той, что уберегла город от дальнейших жертв.

Той, что спасла жизнь самого Глеба.

А он… Он даже не смог ей помочь, защитить. Потому что валялся в госпитале без памяти, в то время как жандармы во главе с Петшиковским крутили Клару и радостно потирали руки, предвкушая награду за чужую работу и за то вранье, которое они сочинили день спустя.

Маги ничего не могли сделать, а Клару в это время везли в столицу, где и проводилось следствие по ее делу. Влодек, придя в себя, попытался что-то выяснить, как и восстановленный на должности неделю назад Давидовский, но Центральное управление не выдавало сведений по рейне Новак. Все, что смогли получить управленцы, укладывалось в одну короткую формулировку: сведения засекречены. И это притом, что маги были не праздными любопытствующими, а такими же работниками магконтроля, как и столичные чинуши.

Глеб прекрасно знал систему, в которой работал не первый год. Должность обязывала его помнить магический уголовный кодекс от первой буквы и до последней точки. Как и любые исключения и мелкие правки, время от времени вносимые в данный документ. Пусть Броцлав и располагался достаточно далеко от законотворческой столицы, но Ковальский старался отслеживать все новости по своему профилю, хоть в маленьком провинциальном городке и за десять лет не набиралось пяти дел, при разбирательстве по которым приходилось вспоминать сложные статьи закона. Но старший следователь не собирался отлынивать и прикрываться удаленностью от Гаруча и тихой жизнью Броцлава, а потому прекрасно знал, что о демонических созданиях говорил МУК.

Это здесь, в городке на пути в Лиен, Клара Новак была своей, местной, славной девушкой и первой красавицей, а для столичных магов она лицо неизвестное и заведомо опасное, как все непонятное.

Глеб не обманывался. В конце концов, не зря еще в академии им, будущим управленцам, выделялось порядка сорока часов на изучение истории взаимодействия мира людей с различными магическими явлениями, в том числе и демонами. И на тех уроках наглядно, в виде дат и разбежки в несколько тысячелетий, маги узнавали, что бороться с потусторонними созданиями их предшественники начали задолго до того, как решились понять, с чем же, собственно, имеют дело.

Полноценное изучение демонов началось, если вдуматься, не так уж и давно. И даже самые полные справочники, переиздававшиеся каждый год, не могли считаться окончательными. Одних только мелких тварей, храксов, ученые насчитывали порядка пятнадцати разновидностей, а это были самые безмозглые и не самые опасные существа, вся цель которых сводилась к созданию хаоса и разрушениям. Что уж говорить о других.

И, само собой, первое правило, первый закон, которому следовали все маги, звучал предельно просто: уничтожить. Да, магученым дозволялось проводить исследования на пойманных тварях, но и они должны были указать дату избавления от образца, постоянно писать отчеты начальству и вовремя избавиться от демона.

Так что спустя месяц Ковальский и не надеялся, что Клара еще жива. Это было бы настоящим чудом. Гораздо реальнее было принять факт, что девушки больше нет, она не вернется домой и ехать в столицу нет смысла. Незачем. Спасать уже некого.

– Петшиковский! – хмуро выдохнул Глеб. План насчет шефа жандармов обрастал дополнительными деталями с каждой секундой. – Убил бы!

Казалось бы, рейян начальник действовал по инструкции, но не мог же он не знать последствий для девушки? По всему выходило, что шеф жандармов сам лично подписал бумаги и отправил Новак на казнь.

– Или на стол к ученым, – с болью произнес Ковальский и вздохнул, прежде чем открыть дверь в свою вотчину.

В комнате царили упаднические настроения. Верхние лампы едва рассеивали пасмурный свет, проникавший сквозь приоткрытые окна. Ветер, врывавшийся в помещение, шевелил бумаги на подоконниках, стульях и столах, переворачивал страницы книг и блокнотов. Веяло сыростью и горечью опавших листьев.

«Осень в этом году холоднее и дождливее, чем раньше», – подумал Ковальский, вдыхая эту влажную сырость, смешанную с ароматом старой бумаги и чернил. Он любил свою работу, но сейчас такие привычные и родные запахи вызывали лишь горечь и разочарование.

– Глеб, – поприветствовал коллегу Завацкий, коротко кивнув, – ты как?

Плечо все еще ныло, особенно по ночам, вынуждая старшего следователя то и дело валяться без сна, но рассказывать об этом он не собирался. Вряд ли Влодек и сам не понимал, как может чувствовать себя маг, которому едва-едва не пробили сердце. Чудом казалось уже то, что Ковальский выжил, смог так быстро встать на ноги и даже вернуться к работе.