Отсутствие смычка стало особенно острым. А еще вдруг захотелось укусить. В гладкий упрямый подбородок. Брать ее на «слабо» вздумал!

– Ты им дарил ландыши? – она двинулась, чтобы посмотреть в лицо. На нем – слабая улыбка.

– Нет. Ландыши точно нет.

– Ну и все. Не считается. Пойдем на диван, а? Хочу на ручки и слушать про скандалы, интриги, расследования.

Все-таки рассмеялся. И они все-таки пошли в гостиную на диван. В компании свистульки, стакана и бутылки виски.

– Рассказывай, – ее голова на его плече, а рука – на груди. Его руки – левая – обнимает Майю за плечи, правая – держит бокал.

– Про что?

– Про все. Что тебя беспокоит. И что я должна знать, чтобы тебя не подвести.

Это был длинный вечер. Майя не помнила, чтобы Илья говорил так много и так долго. Может быть, виной спиртное. Тогда – во благо. Она слушала. Не все понимала, но старалась. Задавала вопросы – наверное, смешные, но он терпеливо отвечал. Про конкурентную борьбу, про бухгалтерские нюансы, про хакерские атаки, про своих людей. Очень многое было непонятно, но главное она уяснила. Кажется, понял это и он. За окном уже стемнело, когда разговор исчерпал себя. И сменился поцелуем, который завершился уже в спальне.

Там, на шоколадном атласе Илья без слов задал свой главный вопрос. И получил на него исчерпывающий ответ. А потом… потом безмолвно просил. И тоже получал. Все.

Засыпала Майя в объятьях горячего Июля. Солнце в зените утомленно и мирно дышало ей в шею.

Утром картина не изменилась. Теплый спящий Илья сладко сопел ей в изгиб плеча. Майя сначала не могла сообразить, что именно в этой картине не так. Потом все же поняла.

Он спал. Нет, не так. Она впервые видела Илью спящим. Требовалось осознать эту мысль, поворошить память, поморщить лоб. И подтвердить – да, точно.

Он всегда просыпался раньше. И засыпал позже… Может, и не позже иногда, но там темно. А теперь Майя любовалось на чудо невиданное – спящее в зените солнце. Лохматое, с расслабленными губами и потемневшими щеками.

У меня по утрам отрастает, да.

Кажется, это было сказано в другой жизни. И там, в другой жизни, Майя гадала – какие у него щеки по утрам. До сегодняшнего всегда были гладкие. Но сейчас – явно нет. Она протянула руку, чтобы потрогать. И в последний момент отдернула. Его окутывало невидимое облако ее нежности.

Маленький Принц спит.

Когда взяла в руки свой телефон, поняла, что не просто спит. Проспал! Какой хороший мальчик Июль. Продолжай в том же духе. Главное, чтобы не мешали.

Понимая, что может получить нагоняй за самодеятельность, Майя все-таки взяла на себя смелость и выключила его смартфон. Обойдутся там в офисе пару часов без Ильи Юльевича. Почивает он. Не беспокоить.

И домоправительнице, которая уже вовсю хозяйничала на кухне, было сказано то же самое.

– Доброе утро, Елена Дмитриевна.

– Доброе, Маечка, – та привычно улыбнулась, обернувшись от плиты. – Кофе вот-вот будет готов.

– Я хочу вас попросить пока ничего не делать по дому. Илья… Юльевич спит.

Женщина несколько секунд смотрела на Майю, явно пытаясь осознать услышанное. Видимо, мысль, что Илья Юльевич может спать в такое время, была неожиданной. Если не крамольной.

– Хорошо, – кивнула растерянно. – Я тогда пока за покупками съезжу. Кофе… – она бросила неуверенный взгляд в сторону плиты.

– Я выключу, – пообещала Майя.

Дверь она закрыла аккуратно, бесшумно. И тут же поспешила на кухню – там пиликнул таймер. Нечего тут пиликать, люди спят.

Кофе налит в чашку, из гостиной принесен Экзюпери. В компании африканского мокко и французского пилота Май ждет, когда взойдет солнце.

***

Илья не сразу понял, что проспал. Сначала он лежал с закрытыми глазами, думая о том, почему не звонит будильник. Потом смутно припомнилось, что, кажется, все же звонил, и он будильник отключил. И уже совсем потом, открыв глаза и обнаружив, что Май рядом нет, понял – проспал. Часы на тумбочке подтвердили очевидное. Зато впервые за последние три недели Илья почувствовал себя отдохнувшим.

В квартире было очень тихо, словно он остался в доме один. Один? Май ушла?

Эта мысль заставила резко сесть. И вспомнить вчерашний вечер. И после он быстро натянул одежду и пошел ее искать. Чтобы увидеть. Просто увидеть.

Раскрывал по пути все двери. В репетиционной пюпитр, скрипка и стопка нот. В гостиной – учебники. В кабинете… он тщетно искал там следы Майи. Только вазочка с талой водой, в которую превратились вчерашние кубики льда.

А Майя нашлась на кухне. Сидела за столом, пила кофе и читала.

Все, как положено. Так чего он дернулся?

– Привет, – сказал негромко.

И она подняла глаза. Совершенно спокойные безмятежные глаза.

– Хочешь кофе? – спросила Май, подвинув свою чашку по столу в сторону Ильи. – Только он сладкий.

Не просто сладкий, а очень сладкий. Илья никогда в жизни не пил такого кофе. Ему хватило глотка. Но почему-то подумалось, что другого Май и не могла любить. И вспомнил ее давнишнюю лекцию про конфеты и эндорфины.

– Мне кажется, что здесь концентрация счастья на неделю вперед, – сказал, возвращая чашку.

– Не в сладком кофе счастье, Июль, – проговорила Майя, когда, встав из-за стола, подошла, чтобы обнять его.

И была абсолютно права. Счастье оказалось в его руках, прижималось доверчиво, терлось щекой о плечо и почти шептало:

– Не хочу тебя пугать, но уже десять…

– И мне не хочется на работу, – только после того, как слова были произнесены, Илья понял, что сказал чистую правду.

Потому что совершенно необыкновенное утро. И кофе. Такого он никогда в жизни не пил. И счастье в руках смешно приоткрыло рот от удивления. А он… просто устал.

И заслужил поцелуй в шею!

– Давай прогуляем твою работу.

– Давай, – согласился Илья, – после пяти вечера.

Ровно в три, сидя в своем кабинете и заканчивая рабочее совещание с юристами, он получил на телефон фотографию двух билетов. В цирк на Цветном бульваре.

Неисправимая хулиганка! Его любимая девочка. Женщина.

Отпустив юристов, Илья собрался было ответить Май, но позвонил Сургут.

– Ну что, достается тебе? – начал он без предисловий.

– Есть немного.

– Держишься, как я посмотрю, неплохо. Уважаю.

– Спасибо.

– Меня лет десять назад так потрепали, что могу легко себе представить твои дела. Я чего звоню-то, не трогал – давал оклематься, но время к октябрю близится. Обещание свое выполнишь?