Торжество возникало оттого, что она не погибла, она сумела уцелеть. И не просто уцелеть, но и наказать злодеев. Пережитое в каземате и потом — это были волнующие минуты, можно сказать, самые волнующие, какие были в ее жизни до сих пор. И сожаление возникло в девушке оттого, что если у нее в жизни ничего не изменится, то подобные мгновения ей никогда уже не доведется пережить вновь.

Да, теперь-то у нее впереди скучные серые будни, размеренное, монотонное существование. И не будет в жизни у Насти уже больше ничего необычного. А так хотелось. И от этого в душе девушки поселилась непонятная ей самой горечь.

Сухо попрощавшись с теткой и не пожелав той ничего объяснить, Настя поехала к себе домой, потому что просто не могла придумать никакого другого места, куда бы ей можно было отправиться еще.

К тому же Насте предстояло осмыслить и упорядочить всю ту информацию, которую она получила сегодня от своих тетушек. И еще она знала, что ей надо сделать один очень важный звонок Евгению. Звонок, от которого могло измениться буквально все. Пусть Нюта и Борис забыли о ней, Настя и сама своими силами способна продолжить расследование.

И от принятого ею решения настроение у девушки волшебным образом вновь повысилось. А звонок, который она сделала Евгению, еще больше укрепил ее в намерении идти своим собственным путем.

Нюта и Борис появились лишь на следующий день. Настя с огромным нетерпением ждала от них хоть какой-нибудь весточки весь вечер и даже всю ночь, но друзья не звонили ей. Зато их раннее появление искупило все волнения минувшей ночи. Ведь друзья приехали к Насте не одни.

Открыв дверь, Настя даже вскрикнула от страха. На пороге вместе с ее друзьями стоял старец. Он был без наручников, из чего девушка сделала вывод, что полиция больше не имеет к этому человеку претензий.

— А мы за тобой, — сказала ей Нюта. — Собирайся, едем за твоими родителями.

— Это правда?

Настя смотрела на старика.

— Как видишь, девочка, — он любезно улыбнулся. — Как только твои друзья вызволили меня из полиции, я тут же согласился исполнить свою часть нашего соглашения.

Когда они спускались вниз, девушка осторожно оттянула Нюту назад и шепотом спросила у нее:

— Старик согласился признать убийцей Игната?

— А что еще ему оставалось? Он был радехонек, что мы забрали его из рук полиции.

— Но вы-то сами уверены, что убийца — это Игнат?

— На девяносто девять и девять десятых.

— Но почему?

Нюта не успела ответить.

— Охотно объясню, — произнес вместо нее старик, который вроде бы шел от девушек на таком расстоянии, что не мог услышать шепота Насти, однако каким-то образом услышал.

И снова девушка на мгновение невольно задумалась, а так ли уж невероятно и невозможно то, чем занималась лаборатория Евгения и он сам? Вот старик в очередной раз продемонстрировал перед ними свои сверхспособности. И на сей раз говорить о каком-то заранее срежиссированном трюке не приходилось.

Между тем старик продолжал развивать свою мысль:

— Я считаю, что убийца Снежаны специально экранировал от меня мысли моей дочери с тем, чтобы и они, и она сама оказались недоступными для меня.

— Но при чем тут Игнат?

— Дело в том, что отдел, который он возглавлял, по словам моих друзей, занимался разработкой надежных устройств экранирования человеческого мозга от всякого рода воздействий извне. Также они разрабатывали и устройства, способные глушить волну, исходящую из мозга любого человека. Так что Игнат мог без всякого труда взять во временное пользование одно из таких устройств. И с его помощью экранировал от меня мысли моей дочери.

— То есть вы хотите сказать, что при иных обстоятельствах вы обязательно услышали бы призыв Снежаны о помощи?

— Я бы точно знал, кто и как убил мою дочь. Услышал бы ее боль и смертную тоску. Но тут я был бессилен. Я ничего не слышал, ничего! Не видел ни убийства Снежаны, ни ее убийцы. От меня это просто закрыли. И сделать это мог только человек, имеющий специальное оборудование, экранировавшее от меня и его самого, и мою дочь, и сам процесс… ее смерти.

— Сначала вы подозревали другого человека, — заметила ему Настя. — Вы считали, что убийца — это белоглазый, Евгений.

— Я ошибся. Но причину этой ошибки легко понять. Евгений, отправляясь на встречу со Снежаной, также воспользовался этим устройством. По своим личным соображениям он хотел, чтобы их встреча осталась … «неподслушанной».

— Евгений и у себя дома установил такую же «глушилку», — подтвердила Нюта. — По его словам, в качестве эксперимента.

— И в чем суть эксперимента?

— Евгений проверял на себе, насколько может быть вредным излучение прибора для человеческого организма в мирное время.

Так вот почему Настя не могла позвонить из квартиры Евгения. Видимо, «глушилка» находилась еще в стадии эксперимента, и пока она работала в самом широком диапазоне волн, то есть глушила все подряд, а не только то, что было необходимо.

Между тем старик продолжал объяснять:

— Когда я шпионил за своей дочерью и Евгением, то впервые столкнулся с этим явлением. И у меня возникла прочная ассоциация — если на ментальном уровне я слепну и глохну, значит, рядом тот белоглазый тип. Я не подумал о том, что таким же устройством легко мог воспользоваться и кто-то другой.

— Например, Игнат, — сказала Нюта.

— Или вообще любой человек, кто сумел получить доступ к нему, — пробормотала Настя.

Нюта кинула на нее предостерегающий взгляд и сказала:

— Игнат уже сознался в убийстве Снежаны.

— Правда?

Настя была удивлена.

— Поэтому мы и здесь, — объяснила ей Нюта. — Ну, ты долго еще собираешься возиться? Или ты не хочешь повидать своих родителей?

— Хочу! Очень хочу. Вот только…

— Что?

Все ждали ответа. И Настя, набрав в грудь побольше воздуха, выпалила:

— Я не верю, что убийца Снежаны — это Игнат.

Старик удивленно взглянул на нее. А Нюта, извинившись перед ним, оттащила девушку в сторону.

— Ты чего это делаешь? — прошипела она сердито. — Мы всю ночь уговаривали Игната взять на себя это убийство, только под утро он сдался, а ты теперь чего?

— Нюта, но это ведь неправильно. Если Игнат не виноват, то…

— Да какая тебе-то разница? На этом типе вообще клейма негде ставить.

Нюта так раскраснелась от волнения, что ее симпатичное точеное лицо сделалось совершенно алым.

— Фу, — выдохнула Нюта. — Какая жаркая шуба!

Прямо сопрела я вся в ней.