По папиному выражению лица было сложно понять что-либо, он задумчиво провёл рукой по своей седой бороде и неясным взглядом покосился на Орлова, который, к слову, всё-таки решил отмереть. Наверное, хорошо быть двухметровым и плечистым мужиком, ибо многие ситуации разрешаются на раз-два-три. Перехватив Ибрагима у себя под ногами и оторвав за ворот пижамы Тасю  от меня, он ловко совместил первое со вторым, то есть всучил не в меру активного пекинеса порядком шокированной дочери и строго велел:

— Лапы нужно вымыть.

Тайсон тут же вспыхнула, попытавшись возмутиться, но Лёшка совсем неожиданно улыбнулся одной из своих самых очаровательных улыбок, той, что с ямочкой на щеке, и уже более доброжелательно добавил:

— Пожалуйста.

Ребёнок презрительно прищурился, явно не одобрив того, что прервали её сольную партию в общем действии. Одарив Орлова малоприятным выражением лица (тот, к собственной чести, даже не дрогнул) и не забыв тяжко вздохнуть, Тася потащила вырывающегося Ибрагима в сторону ванной.

— Жень, помоги, — попыталась я избавиться от ещё одного свидетеля.

— Но… — попробовала возмутиться она, но тут меня поддержала Инесса Робертовна.

— Евгения, присмотри за сестрой.

Старшая дочь всплеснула руками и нарочито медленно покинула прихожую, проследовав в сторону визгов, которые доносились из ванной. Причём определить, кому они принадлежали: собаке или младшей дочери, я так и не смогла.

Итак, нас осталось четверо. Я попыталась изобразить беззаботную улыбку на лице, но вышел оскал в лучших традициях Таисии: нервный, кривой и не отличающийся особым человеколюбием. Зато мужчина за моей спиной сиял, я это буквально затылком чувствовала. Родители пока помалкивали, то ли не спеша с выводами, то ли просто не собираясь облегчать жизнь своей единственной дочери.

— А мы тут собачку выгулять решили… — невинно начала я, осознанно упуская из виду тот факт, что вместе с собачкой мы ещё и четырнадцатилетнего подростка прихватили. — И вообще, мы тут Лёшу встретили…

Логика в представленном рассказе отсутствовала напрочь. Мой внутренний математик рыдал, страдал и мысленно собирал чемоданы, планируя помахать мне ручкой до лучших времён.

— Доброе утро, — в итоге перебил меня Орлов, сделав размашистый шаг вперёд и протянув руку для рукопожатия профессору Вознесенскому. — Борис Игнатьевич, рад вас видеть.

Вот так вот меня опять задвинули на второй план. И пусть я понимала, что это вроде как и правильно, что Лёха по-мужски пытался взять решение большей части проблем на себя, но вот женщина во мне, та, что сильная и независимая (и подумаешь, что без сорока кошек — двое с половиной детей компенсировали это с лихвой), возмутилась.

Тем временем отец неспешно ответил на рукопожатие и кивнул в знак приветствия:

— Алексей.

Внешне всё выглядело вполне благопристойно, но за этот короткий промежуток времени, что мужчины жали друг другу руки, между ними разыгрался нехилый такой немой диалог, реализуемый посредствам одних лишь взглядов. Даже атмосфера в прихожей стала заметно напряжённей. Я хотела что-то сказать, но мама предупреждающе покачала головой, всем своим видом веля мне не вмешиваться.

Повисшая пауза показалась мне самой настоящей вечностью, от волнения успела оценить Лёхин затылок на предмет пропорциональности. Как всегда, он оказался выше всяких похвал, впрочем, как и всё остальное в Орлове. Может быть, я зря ропщу на его генофонд? Всё-таки неплохое наследие досталось моим дочерям.

Наконец-то мужчины о чём-то там договорились и даже пришли к какому-то решению, поскольку когда ладони были разжаты, папа удовлетворённо ухмыльнулся, заключив:

— Давно тебя не было… видно.

— Давно, — ничуть не смутился Алексей Игоревич и тут же переключил своё внимание на мою маму. — Инесса Робертовна, вы, как всегда, обворожительны.

Я собиралась презрительно фыркнуть, но заметив, как мама (моя мама!) польщённо залилась румянцем, едва сдержалась, чтобы не застонать в голос.

— Ну что ты, Лёша, годы, они такие… Не щадят никого.

— Уж точно не в вашем случае.

На этот раз мама отреагировала более сдержанно, но, клянусь, я видела, как её губы почти дрогнули.

— Что ж, — вздохнул папа. — Проходите. Будем знакомиться. По новой.

— Но сначала — завтракать, — назидательно добавила Инесса Робертовна.

***

Минут через десять мы все собрались на кухне, не хватало только Ибрагима, которого родители заперли в спальне, уж больно ошалевшим от эмоций был собакен.

Я забилась в самый угол кухонного дивана, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания и осмысляя происходящее. Рядом со мной устроилась Женя, задумчивая, притихшая и не сводящая взгляда со своего отца, словно не веря, что он вообще существует. Лёшка, сидевший на стуле напротив неё, иногда встречался с ней глазами и ободряюще улыбался, неожиданно мягко и понимающе. Большую часть времени он разговаривал с Борисом Игнатьевичем, отвечая на его неиссякаемые вопросы, которые, к счастью, пока крутились где-то около наших с Орловым грехов и большей частью касались того, как и где Лёшка жил все эти годы.

Мама вполне благодушно порхала по кухне, угощая нас обильным завтраком. Казалось, что на столе появилось всё содержимое холодильника. Я даже заподозрила матушку в том, что она готовилась заранее.

Все выглядели вполне мирными и относительно довольными жизнью. Одна лишь Тася сидела в уголочке, надувшись и нахмурившись, отказываясь реагировать на любые попытки её растормошить.

— Не проснулась ещё, — я попыталась сгладить ситуацию, уже предвидя, какие эпические разборки ожидают нас дома. Впрочем, это будет потом, пока что мне необходимо было пережить завтрак.

Первый тревожный звоночек зазвонил, когда мама по традиции поставила передо мной кружку с ароматным свежесваренным кофе. Я бездумно схватилась за любимый напиток и даже успела отхлебнуть приличный глоток, когда в голове пронеслось зловещее: “Нельзя!”. Сомневаюсь, что один-единственный глоток смог бы нанести вред ребёнку, тому, что размером с горошину внутри меня, но все же помнят, что логик во мне уже давно сделал ноги, оставив одну лишь нервно-истеричную особу, которая не придумала ничего лучше, чем выплюнуть кофе обратно в кружку. При том, что вышло это достаточно выразительно и шумно, так что все в миг уставились на меня.

— Аля? — забеспокоилась мама, наблюдая, как я судорожно вытирала рот салфеткой. Пришлось сочинять.

— Слишком горячий.

— Я вроде бы молока добавила, всё как ты любишь.

— Э-э-э… — только и смогла выдавить из себя я. К счастью, оперативный Лёшка быстренько отвлёк всех, выдав очередной невероятный факт своей богатой биографии, что-то там про вечные льды.

Второй, уже не звоночек, а самый настоящий удар колокола, случился в тот момент, когда на столе появились тарелки с жареными яйцами и… колбасками. Достаточно пахучими, буквально врывающимися в моё сознание, выворачивающими мой желудок и порождающими острое желание навестить фаянсового друга. И да, я опять забыла про утренние приступы тошноты. Побледнев, а потом и вовсе позеленев, я закрыла рот ладонями и замерла на месте, боясь совершить лишнее движение. Будучи зажатой с обеих сторон детьми, на быстрый рывок в ванную комнату рассчитывать не приходилось.