Минута, что я провела без него на постели, кусая губы и впиваясь ногтями в ладони, показались мне вечностью.

Запечатанный пакетик фольги упал на подушку рядом с моей головой, я даже покосилась на него, пока Лёшка стягивал с себя остатки одежды.

Ещё подумалось, что обратного пути теперь уже точно не будет, словно наличие презерватива возле моей макушки делало всё происходящее реальным как никогда.

И снова Орлов навис надо мной, накрывая губы долгим и жадным поцелуем. Меня даже потряхивать начало от понимания, что мы лежим абсолютно голые, касаемся, прижимаемся, трогаем… В груди зарождалось чувство волнения и чего-то щемяще-пронзительного. Каждое Лёшино действие отзывалось во мне новой волной.

Развёл мои бёдра, и я зажмурилась, понимая, что последует дальше. Но Лёша не торопился, зацеловывая, лаская, дразня… Наконец его дыхание стало совсем тяжёлым и хрипловатым, шелестнула упаковка презерватива. Он на мгновение оторвался от меня, после чего наклонился и шепнул почти в самое ухо

— Возможно, будет больно.

Понимающе кивнула головой: на слова сил уже не было. Он упёрся лбом в мой. Поцелуй в нос и долгий взгляд в глаза.

Лёша оказался прав, было больно. Терпимо, но всё равно больно, даже несмотря на то, что двигался он аккуратно. Правда, достаточно быстро на смену боли пришли совершенно иные ощущения — будоражащие, накрывающие, сводящие с ума, — стало до безумия хорошо. Его тоже крыло, я чувствовала эту дрожь в теле и срывающееся дыхание — постепенно наращивая темп, он тоже улетал в свой собственный микрокосм.

Когда всё кончилось, Лёша сгрёб меня в охапку, укладывая на себя сверху и накрывая нас одеялом.

По мере того как волна удовольствия сходила на нет, возвращалось чувство неловкости, но ощутить его во всей полноте я не успела, уснув на крепкой мужской груди.

Телефон зазвонил в районе пяти часов утра, заставив меня испуганно распахнуть глаза. Во-первых, нежданные звонки в такую рань сами по себе повод для тревоги. А во-вторых, пробуждение обнажённой в постели рядом с таким же обнажённым Орловым и осознание этого факта вызвали лёгкую панику. Лёшка заворочался во сне, недовольно причмокнув губами, и продолжил спать как ни в чем не бывало. До безумия захотелось спихнуть его с кровати! Но телефон упорно продолжал звонить, и я выскочила из-под одеяла. Долго копалась в ворохах одежды, разбросанной по комнате. Наконец трубка была извлечена из кармана джинсов, которые непонятно как оказались за креслом.

На экране высветились два пропущенных звонка от Жени. Сердце сразу же ушло в пятки и оставалось там всё время, пока я непослушными пальцами нажимала вызов её номера. Некстати разыгравшееся воображение рисовало самые ужасные картины, начиная от того, что цыгане похитили Тасю (не спрашивайте, почему именно они), до инфаркта у кого-нибудь из родителей.

Дочь ответила после второго гудка, но не успела даже толком ничего сказать, потому что я буквально завопила в трубку:

 — Что случилось?!

Не знаю как Женя, а вот на Орлова это возымело эффект, и, моментально проснувшись, он подскочил на постели с неподдельным ужасом уставившись на меня.

— Ты не шутила! — зашипела на меня из телефона Женечка. — Ты ведь правду говорила, когда заявила, что этот… наш отец?!

В пятки сердце больше не уходило. Оно уже давно пробило дно и сейчас трепыхалось где-то в подвальных помещениях нашего дома.

— Жень, спокойно только, — предельно сдержанно попросила, хотя во мне самой этого спокойствия было ноль целых ноль десятых. Я даже на Лёшу глянула в поисках поддержки, на что он с готовностью ломанулся ко мне, но, запутавшись в одеяле (оказывается, мы со всеми нашими “упражнениями” за ночь умудрились переворошить всю постель), храбрый рыцарь бесславно рухнул на пол, при этом выразительно матюкнувшись.

Зашибись поддержка.

— Я спокойна, — тем временем продолжала выливать на меня свой праведный гнев старшая дочь. — Я так спокойна! Как ты могла не сказать сразу?!

Вопрос был интересный. Вот как они все это себе представляли? Я в ванной, страдаю над своими шестью тестами, в дверь ломится Тася, следом заявляется Орлов с эпичным “Я решил, что нужно начать всё сначала”, параллельно Женя уже выстроила какой-то план военной кампании, и тут я выхожу в центр комнаты, можно даже на табуреточку встать, и объявляю: “Знаете, у меня тут новости для вас всех припасены...”.

— Я сейчас приеду к тебе, — между тем продолжала я вести переговоры, наблюдая, как Орлов таки смог выбраться из плена одеяла, правда, голым задом кверху, но подумаешь. Моменту и без того эффектности хватало. Как назло, вдруг вспомнила, что тоже стою посреди комнаты в чём мать родила, к сожалению правая рука была занята телефоном, а какую часть тела прикрывать в первую очередь свободной левой, я так и не придумала.

Пока Женя продолжала в телефоне свою гневную тираду,  в красках описывая, что я могу сделать со своим “Я приеду”, мне пришлось одними лишь судорожными жестами и безумными взглядами требовать от Лешки отвернуться.

— Женя? — одними губами спросил он, проигнорировав все мои невербальные приказы. Ещё и подошёл почти вплотную, пытаясь выхватить у меня трубку.

Было сложно одновременно слушать возмущения дочери и уворачиваться от этой голой скотины, не отвлекаясь на неуместные мысли. 

В итоге ребёнок выдал в трубку мелодраматичное: “Не хочу вас видеть!”, и отключился.

— Что случилось?! — накинулся Орлов на меня с вопросами, стоило отвести телефон от уха.

— Отвернись! — потребовала я, прикрывшись наконец-то освободившимися руками.

Смысл моего восклицания он понял далеко не сразу (самому ему, по всей видимости, нагишом было вполне комфортно!), а когда дошло, возмущённо выдал:

— Ты издеваешься, что ли?! Тебе напомнить, что тут было пару часов назад?!

— Не надо, — едва ли не взмолилась я, отворачиваясь и понимая, что трезвости мышления от него теперь ещё долго не увижу.

Схватила первую попавшуюся под руку вещь — накидку от кресла, начала заворачиваться в неё.

— Вознесенская, это идиотизм! Ты до сих пор думаешь, что я чего-то там не разглядел? У нас с тобой трое детей…

Последняя фраза заставила моё несчастное сердце восстать из подвальных руин и подскочить вверх, да настолько резко, что меня тут же затошнило.

— Не хочу! Не хочу сейчас это обсуждать! У меня… у нас проблемы посерьёзнее будут! До Женьки всё-таки дошло, что я от тебя её родила.

***

Через двадцать минут мы уже сидели в моей машине. За руль Орлов меня не пустил, несмотря на все увещевания, что этот город он не знает, да и вообще — беременная не означает немощная... Но Лёша вполне успешно притворился глухим, чуть ли не насильно усадив меня на пассажирское место.