– Кто сказал-то? – встрепенулась она, но девушки уже и след простыл. Марисоль пожала плечами и развернула записку. Прочла – и совершенно изменилась в лице.

– Что там? – заинтересовался Саймон.

Марисоль покачала головой.

Джон взял ее за руку. Саймон подумал, что она сейчас ударит Картрайта по руке, но вместо этого девушка только крепко ее сжала.

– Это от Сунила, – злым напряженным голосом произнесла Марисоль. Передала записку Саймону. – Видимо, следует понимать это так, что он «просчитал возможности».

«Я не могу этого сделать, – гласила записка. – Знаю, что это решение, скорее всего, превращает меня в труса, но я не могу отпить из Кубка. Я не хочу умереть. Прости. Попрощайся со всеми за меня, ладно? И удачи тебе».

Записка шла по кругу, из рук в руки, словно каждому нужно было непременно увидеть эти слова, прежде чем окончательно в них поверить. Значит, Сунил удрал.

– Мы не можем его винить, – подытожила Беатрис. – Каждый должен сделать выбор сам.

– Я могу, – нахмурилась Марисоль. – Из-за него мы все теперь смотримся по-уродски.

Саймону показалось, что злится она вовсе не поэтому – или не только поэтому. Он сам, впрочем, тоже злился – но не из-за трусости Сунила и не из-за его предательства. Саймон злился потому, что он так старался не думать о том, что могло случиться, о том, что он, возможно, упускает свой последний шанс уйти, – а Сунил своим поступком перечеркнул все эти попытки.

Он поднялся.

– Мне надо подышать свежим воздухом.

– Компания нужна? – поинтересовался Джордж.

Саймон помотал головой, зная, что отказ не обидит Лавлейса. Еще и поэтому они были такими хорошими соседями – каждый знал, когда другому нужно побыть в одиночестве.

– Увидимся утром, ребята, – попрощался Саймон.

Жюли с Беатрис улыбнулись и помахали на прощание – мол, «спокойной ночи», – и даже Джон изобразил что-то вроде кривого салюта. Одна только Марисоль не подняла головы. Наверное, боится, что он тоже сбежит, предположил Саймон.

Он хотел было уверить ее, что на это у него нет никаких шансов. Хотел поклясться, что утром предстанет вместе со всеми в Зале Совета и будет готов приложиться к Кубку. Но клятва для Сумеречного охотника – дело серьезное. Не стоит обещать, если не уверен на двести процентов.

Поэтому Саймон просто пожелал всем спокойной ночи и оставил друзей одних.

Интересно, думал Саймон, говорил ли кто-нибудь за всю человеческую историю «Мне надо подышать свежим воздухом», имея в виду именно это? Наверняка это всегда означало «Мне нужно побыть одному». Что Саймон и сделал. Проблема заключалась в том, что ни одно из возможных мест уединения сейчас не подходило – так что, раз уж идеи получше не нашлось, он решил пойти к себе в комнату. По крайней мере, там он точно будет один.

А именно это ему сейчас и было нужно.

Но, оказавшись в комнате, Саймон увидел, что на его кровати сидит девушка – маленькая и рыжеволосая. Лицо ее засветилось от счастья, когда она его увидела.

Из всех странностей, случившихся с Саймоном за последние пару лет, самой странной была вот эта. Не то, что его подстерегла в собственной спальне красивая девушка, а то, что ему это не показалось странным. Ничуть.

– Клэри, – выдохнул он, крепко сжимая ее в объятиях. Больше ничего не требовалось говорить – потому что речь шла о лучшем друге. Клэри точно знала, когда Саймону больше всего на свете нужно ее увидеть и как он сейчас рад и счастлив. Слова для этого совершенно не требовались.

Клэри таинственно улыбнулась. Стило ее скользнуло в карман. Созданный девушкой портал еще посверкивал среди древней каменной кладки стены – и был сейчас самым ярким предметом в этой мрачной комнате.

– Удивлен?

– А ты, видимо, хотела в последний раз взглянуть на меня перед тем, как я прокачаюсь и стану борцом с демонами, да?

– Саймон, ты ведь знаешь, что Восхождение не похоже на укус радиоактивного паука или что-то такое?

– Ты хочешь сказать, что я не смогу запрыгивать на небоскребы одним движением? И у меня не будет личного бэтмобиля? Тогда верните деньги.

– Я серьезно, Саймон…

– Я тоже серьезно, Клэри. Я знаю, что значит Восхождение.

Слова мертвыми глыбами падали между ними, и, как всегда, Клэри услышала среди них то, чего Саймон не говорил. Все происходящее слишком грандиозно, чтобы о нем можно было разговаривать всерьез. Только и оставалось, что шутить, по крайней мере в данный момент.

– Кроме того, Льюис, ты и так уже неплохо прокачался. – Она ткнула пальчиком в его бицепс, выпирающий из-под футболки. – Еще чуть-чуть, и придется покупать новую одежду.

– Никогда! – вознегодовал он, разглаживая футболку. В мягком хлопке зияло тринадцать дырок, а слова на груди – «Играю в ролевках самого себя» – стерлись и были почти нечитаемы. – А ты… м-м… ты случаем не захватила с собой Изабель?

Саймон постарался, чтобы в его голосе Клэри не расслышала надежды.

Сейчас уже с трудом верилось, что два года назад он отправился в Академию именно затем, чтобы сбежать от Клэри и Изабель, от взгляда, которым они на него смотрели. Девчонки глядели на него как на человека, которого они любят больше всех на свете, – и который утопил в ванне их любимого щенка. Но любили они не его, а другую версию Саймона Льюиса – ту, о которой он больше не помнил и которая тоже любила Клэри и Изабель. Сомнений в этом у него не было, но почувствовать это по-настоящему он не мог. Тогда для Саймона эти девушки были незнакомками. Невероятно красивыми незнакомками, которые хотят, чтобы он был тем, кем он быть не мог.

Словно Саймон оказался в чьей-то чужой жизни. Он не знал, вернутся ли воспоминания, – но так или иначе, несмотря на всё, умудрился найти обратную тропинку и к Клэри, и к Изабель. Теперь у него был лучший друг – даже не друг, а настоящая вторая половинка его самого, которая однажды станет его парабатаем. И теперь у него была Изабель Лайтвуд – истинное чудо в земном обличье. Она говорила «Я люблю тебя» при каждой их встрече и, что уж совсем непостижимо, кажется, знала, что говорит.

– Она хотела прийти, – ответила Клэри, – но пришлось разбираться с фейским жульничеством в Чайнатауне. Что-то насчет супа с клецками и парня с козлиной головой. Я не стала ее особо расспрашивать и… – Она улыбнулась Саймону. – По-моему, когда я сказала «суп с клецками», ты перестал следить за мыслью!

Живот Саймона так выразительно и громко заурчал, что ответа не потребовалось.

– Тогда, наверное, захватим тебе что-нибудь по дороге, – сказала Клэри. – Хотя бы пару кусков пиццы и латте.

– Не играй со мной, Фрей. – В последние дни Саймон сильно раздражался от одного только упоминания о пицце. Он подозревал, что однажды желудок просто устроит забастовку в знак протеста. – По дороге куда?