– Вряд ли. Какая была в то время техника?

– Корабль мог затонуть у самого берега, на мелководье, тогда подъем сокровищ не составил бы большого труда.

– Почему же англичане не сообщили об этом? Какой резон скрывать, что сокровища давно подняты со дна?

– Прямого резона тут, наверное, нет, но расчет может быть очень простой: пусть другие снаряжают экспедицию за экспедицией, а мы на эту пустую затею деньги тратить не станем.

Я не нашел доводов, чтобы возразить Марку, и вспомнил судьбу наследства Павла Полуботка. А не случилось ли так, что золото гетмана, хранящееся в английском банке, уже давным-давно получено одним из его наследников? Потому не осталось и сведений об этом золоте в Англии, что его там нет?

– Эпрон создали для поисков золота «Принца», которое так и не нашли, – продолжил Марк. – А наш отдел возник в какой-то степени благодаря Янтарной комнате. Как видишь, судьбы схожие, Янтарную комнату тоже до сих пор не отыскали. Но главная схожесть не в этом. Эпроновцы только за десять лет своего существования подняли свыше ста судов, тысячи тонн ценных металлов, накопили огромный опыт в проведении подводных работ. У нас успехи хоть и не столь впечатляющие, но мы тоже целиком восполнили затраты на свое существование, немало отыскали кладов и сокровищ, пополнивших государственную казну и музеи. Недавно в Одесской области нашли кувшин с золотыми монетами, отчеканенными в Древней Греции. У иностранных коллекционеров одна такая монет оценивается в несколько тысяч долларов, а их в кувшине было больше килограмма. Вот и посчитай, какие ценности достались государству…

Чувствовалось, необычная милицейская служба пришлась Марку по душе, говорил он о ней с увлечением.

– Немало сокровищ бесследно пропало в годы последней войны, не только Янтарная комната. Десятки музеев ограбили фашисты в Риге, Киеве, Минске, Гатчине, в том же Царском Селе. В конце концов по сохранившимся фотографиям, описаниям и воспоминаниям Янтарную комнату наши реставраторы восстановят заново – такая работа уже ведется. А есть вещи, которые заново не создашь: архивы, древние книги, скульптуры Растрелли и Клодта, картины Брюллова, Шишкина, Репина, Саврасова. Янтарная комната в этом длиннейшем списке – только одна строчка, да и то я уверен, что рано или поздно, если уцелела, она найдется. Ее ищет не только наш отдел – сразу несколько самодеятельных поисковых групп занимаются розысками. Какая-то из многочисленных версий может оказаться верной. Но где, в каких тайниках спрятаны остальные ценности, награбленные фашистами в нашей стране? Там и сокровища так называемой могилевской «Бронированной комнаты», и «рыцарский архив» из Нарвы, и книги Древней Руси из Киева, и коллекция уникальных часов из царских покоев, и многое-многое другое.

Марк пятерней взлохматил волосы на голове и сказал с горечью:

– Вся беда состоит в том, что до сих пор не составлены списки исчезнувших сокровищ, украденных из наших музеев и дворцов, библиотек и архивов. После войны европейские страны, тоже подвергшиеся разграблению, заключили между собой соглашение о совместном поиске исчезнувших сокровищ, но нашей страны среди подписавшихся под этим документом нет. А это затрудняет поиск, делает работу неэффективной. Одному нашему отделу с ней не справиться…

Я сам не заметил, как предложение Марка написать о гибели плана тайника опричника всерьез увлекло меня. Попытка не пытка. Надо постараться убедить Отто Бэра, что теперь, после случившегося в Борисоглебском монастыре, поиски тайника бесполезны и записки опричника уже не представляют для него никакой практической ценности.

– Я напишу, что ты просишь, но там же будет рассказано о работе вашего отдела, – в ультимативной форме заявил я. – Иначе будет трудно понять, что к чему.

Марку ничего не оставалось, как согласиться с этим условием. На мой вопрос, когда он последний раз был в Петровском, ответил:

– Да каждое лето у своих стариков отдыхаю. А что?

– Помнишь, как искали подземный ход под церковью?

Марк задумчиво посмотрел на меня и признался, будто извиняясь:

– Ты знаешь, я каждый раз, как вижу эту церковь, жалею, что мы так и не узнали, куда ведет подземный ход.

– А может, выберемся как-нибудь на пару? Прихватим с собой лом, фонарики и ночью, тайком, вскроем кладку?

Марк понимающе улыбнулся:

– Теперь согласен, так и быть. Только перед этим в сельсовете разрешение получим.

– Ты неисправим, – с сожалением вздохнул я.

– Кстати, ты не выяснил, где Окладин провел прошлое лето? – словно бы ненароком поинтересовался Марк, но по его лицу я видел, что ему уже давно хотелось задать этот вопрос.

– У самого Окладина я не спрашивал. Его дочь Ольга как-то сказала, что они сначала вместе с ним в Карелии были, потом еще дальше на север отправились. Но куда именно – я не выяснил.

– Все правильно…

– О чем ты?

– Да так, мысли вслух. Она красивая?

– Кто?

– Ну, дочка Окладина.

– Ольга? – Я на мгновение замешкался. – Симпатичная.

– Понятно, – почему-то с подозрением посмотрел на меня Марк.

– А мне ничего не понятно – говоришь сплошными загадками. Их и без того хватает. Помнишь, директор Борисоглебского музея сказал, кто-то по телефону интересовался Царскими вратами из Новгорода. Я точно знаю – это был Окладин.

– У тебя есть доказательства?

– Ольга обмолвилась, что отец собирался съездить в Борисоглеб, потом передумал. Не трудно догадаться – почему. Узнал, что Царские врата из Новгорода на реставрации, вот и не поехал. Связаны они с чернобородым одной ниточкой – помяни мое слово. Наверняка Окладин уже сообщил Отто Бэру, что часть плана тайника восстановлена по памяти. Не отдаст чернобородый дневник, это ясно. Через того же Окладина попытается найти новгородские сокровища.

Я видел – мое сообщение об Окладине почему-то расстроило Марка.

– А рассказ ты все-таки напиши, – поднялся он из-за стола, на прощание протягивая руку. – Посмотрим, что дальше будет.

Теперь работа пошла уже не на шутку. Лихорадочное напряжение, испытанное за эти десять минут, я не решусь сравнить ни с чем в своей жизни. Мы отрыли продолговатый деревянный сундук, прекрасно сохранившийся. Необыкновенная твердость досок, из которых он был сколочен, наводила на мысль, что дерево подверглось химической обработке, вероятно, было пропитано двухлористой ртутью. Сундук был длиною в три с половиной фута, шириной в три фута и высотой – в два с половиной. Он был надежно окован железными полосами и обит заклепками. Перекрещиваясь, железные полосы покрывали сундук, образуя как бы решетку. С боков сундука под самую крышку было ввинчено по три железных кольца, всего шесть колец, так что за него могли взяться разом шесть человек. Взявшись втроем, мы сумели только что сдвинуть сундук с места. Стало ясно, что унести такой груз нам не под силу. По счастью, крышка держалась лишь на двух выдвижных болтах. Дрожащими руками, не дыша от волнении, мы выдернули болты. Мгновение, и перед нами предстало сокровище. Когда пламя фонарей осветило яму, от груды золота и драгоценных камней взметнулся блеск такой силы, что мы были просто ослеплены. Чувства, с которыми я взирал на сокровища, не передать словами.