Нужно было побороть дрожь и подойти, но страх, словно застывающий бетон, держал Олины ноги. Что если он мёртв или вот-вот испустит последний вздох? Это конец всему. А ведь они даже и не попрощались толком.

«Ерунда, – тряхнула головой Оля. – Хастад не может умереть вот так. Он слишком сильный и умный. Сама же говорила, что он далеко пойдёт. Только бы не на тот свет…»

Великан дышал, но едва-едва, прерывисто и с остановками.

– Хастад, пожалуйста, не оставляй меня здесь одну… – капая слезами ему на грудь, взмолилась Оля, и только потом сообразила, как эгоистично это прозвучало.

«Что я несу…» – мысленно ругала она себя.

– Я не говорила тебе, всё сомневалась и откладывала… Я люблю тебя. Прости… Это я во всём виновата… – она хотела сказать что-то ещё, но помешал ком в горле.

Но вместо новой волны истерики Оля почувствовала, что нужно действовать. Она метнулась к мешку с вещами и взяла сразу два фонарика: рабочий и запасной.

«Свет… Нам нужно как можно больше света», – бормотала она про себя.

Сидящая прямо на пороге хижины Ашсаха была приведена в чувства звонкой пощёчиной и отправлена греть воду.

Один фонарик был подвешен к потолку и светил ярко, но однобоко, создавая контрастные чёрные тени. Второй фонарик Оля нацепила себе на лоб, как шахтёр.

Она стянула с великана изодранный в клочья плащ, обувь и штаны, чтобы визуально оценить состояние Хастада.

Спереди колотых ран не нашлось, из видимых повреждений только сломанные и неестественно выгнутые пальцы на левой руке и опухшая лодыжка.

Пока грелась вода, Оля вытерла кровь и налипшую грязь влажными салфетками. Потратила почти всё, но зато убедилась, что смертельных ран нет. Пугала только здоровенная опухоль на голове. Черты лица великана оплыли. Оля видела такое по телевещанию, когда в боях без правил противники избивали друг друга до полусмерти.

Зашитая вчера рана на левой щеке вскрылась. Стягивавшие края пореза нитки кое-где порвались, а кое-где разорвали кожу. Ровный порез превратился в распухшую и без конца кровоточащую рванину.

Нужно было шить, но сперва промыть и обработать рану.

На удивление, Ашсаха подключилась к процессу омовения и даже не стала мешать операции по наложению швов.

Дольше всего пришлось провозиться с переломами: пальцы великана Оля зафиксировала с помощью подручных средств. А вот вправить вывихнутую лодыжку далёкой от медицины Оле оказалось совсем непросто. Получилось, наверное, с десятой попытки.

Сломанные рёбра решено было пока не трогать. Наложение повязки потребовало бы слишком много манипуляций с телом. А Хастад тяжёлый. Одно неверное движение – и осколок мог повредить внутренние органы.

После операции Оля вместе с Ашсахой как можно более бережно подсунули под Хастада чистую простыню и перетащили на постель, за ширму.

Когда всё возможное было сделано, Ашсаха оскалила зубы и, с ненавистью глядя Оле в глаза, что-то прошипела. Олю бросило в дрожь, хоть она и не разобрала слов.

Сон пришёл к Оле лишь под утро, и то, кажется, всего на несколько минут.

Ещё не рассвело, когда Олю разбудил хрип. Хастад дёргался, словно задыхался. Привести его в чувства не удалось, и чем дальше, тем сильнее он корчился и стонал.

Оля пожалела, что в своё время не увлекалась медициной. Навыки сейчас могли бы спасти жизнь Хастаду. А так остаётся сложить руки и смотреть, как великан мучается.

За спиной серым кошмаром возникла обезумевшая от горя Ашсаха с ножом в руке. Она занесла клинок над грудью брата и сделала глубокий вдох.

– Что? – Оля не нашла ничего лучше, чем накрыть Хастада собой. – Что ты делаешь?

Но великанша была настроена решительно: она отпихнула назойливую человечку и снова приготовилась нанести удар.

По мнению Ашсахи великодушнее было избавить брата от предсмертной агонии. Он достоин лёгкой смерти, а не адских мучений. Хватило на его долю страданий из-за человеческой женщины. Для великана мучительная долгая смерть – позор.

Но Оля не понимала и не желала понимать намерений великанши, она знала лишь одно: нужно спасти Хастада любой ценой.

Откуда в хрупкой беременной женщине взялась эта ловкость, Оля сама не смогла бы объяснить. Она вскочила на ноги и что было сил пнула Ашсаху под колено, затем под дых, одновременно выбивая из руки нож.

Оля рычала не хуже дикого зверя. Она чувствовала себя если не львицей, то хотя бы волчицей. Слов ни в голове, ни на языке не было, да и глупо было бы говорить с тем, кто очевидно тебя не поймёт.

Ашсаха перестала сопротивляться, когда нож больно врезался ей в шею. Тупое лезвие не прорезало кожу, но надавило достаточно, чтобы дышать стало трудно.

Но Оля не собиралась убивать великаншу. Та любила своего брата, хоть и выражала чувства по-своему.

Проиграв бой, великанша, злобно шипя, и ещё сильнее ссутулившись, уползла за печку. Не такая уж беспомощная эта человечка.

Нож Оля на всякий случай спрятала под свою лежанку.

Хрипы прекратились. Хастад снова затих. Время от времени он вздрагивал, но в себя так и не приходил.

В хижине стало ещё холоднее, поэтому Оля старалась не отходить от Хастада и греть его своим теплом под одеялом.

Оле не хватало вечерних бесед с Хастадом, и она болтала вслух обо всём: как она надеется, что он откроет глаза; что они будут делать, когда Хастад поправится; вспоминала их прошлые приключения; внушала ему, что он самый сильный. Вдруг он всё слышит, но пока не может подать знак? Ничего, она подождёт. Она будет бороться за его жизнь до конца.

Ни глава, ни его помощники больше не появлялись. То ли выжидали, когда Хастад умрёт, то ли просто забыли о нём.

Ашсаха притихла и боялась приближаться к брату, так как его охраняла агрессивная человечка. Великанша больше не предпринимала попыток убить брата. Он дышал, сердце его уверенно билось, и это вселяло надежду.

***

Отёк с лица великана начал спадать спустя три дня. Тогда же он впервые с момента, когда его принесли в хижину, пришёл в сознание и даже смог самостоятельно сесть.

– Ты помнишь, что с тобой случилось, Хастад? – спросила Оля.

– Да, – от опустил взгляд. – Меня решили проучить.

– Проучить? Ты едва не умер! – Оля вспомнила, как Ашсаха чуть не заколола родного брата, и с трудом удержалась, чтобы не заплакать.

– Прости меня, Хола… – он обнял свою возлюбленную здоровой рукой. – Больше всего я боялся больше не увидеть тебя. Спасибо, что ухаживала за мной. Можешь теперь вернуть Ашсахе нож.

– Ты… ты всё знаешь?

– Я чувствую запах ножа под лежанкой, – он поморщился от боли. – Мне надо в помывочную.

– Тебе ещё рано вставать…