Ха, над ответами на эти вопросы мне следовало серьезно подумать. Как и над тем, почему демонолог не желал, чтобы я, придя в себя, осмотрел мертвую женщину и ее оружие.

* * *

– Идет, – сказал Нойшальк бесцветным голосом.

Я тоже почувствовал близящуюся к нам темную силу. Наступало время второго разговора с Белизарием. Я крепче сжал распятие, и окружавшее его серебряное сияние добавило мне духу.

На этот раз демон появился так стремительно, будто соскочил с ветки дерева. Миг назад я видел лишь пятачок вытоптанной травы и растущую там молодую березку, а через миг в этом самом месте стояло красное рогатое чудовище – подле дымящегося пенька.

– Я здесь, инквизитор, – загудело оно громоподобно. – Пришел за моим колдуном.

– Приветствую, достойный Белизарий, – ответил я вежливо, не отводя взгляда от твари. – Но осмелюсь напомнить, что сперва мы должны обсудить цену.

Он протянул когтистую лапу, в коей горело нечто зеленоватым огнем.

– Камень друидов, – сказал он. – Дотронься им до тела – и излечит любую болезнь…

– А в чем подвох? – спросил я. – Впрочем, можешь не отвечать. Я сам знаю. Этот камень возвращает здоровье, высасывая жизненные силы из человека, который находится ближе всех.

– А что тебе до судьбы других людей? – спросил он, поразмыслив.

– Это только часть правды, – не согласился я с ним. – Я ведь сделался инквизитором, чтобы, отказавшись от судьбы простого человека, охранять жизнь ближних. К тому же ты не рассказал мне о самой веселой шутке, скрытой в камне друидов, верно? – Я улыбнулся ему одними губами. – Попробуй вылечить близкого человека, и камень высосет жизнь из тебя самого. Разве не так?

– Значит, ты не желаешь его? – рявкнула тварь.

– Дары твои – будто сладкое вино, отравленное цикутой, – сказал я. – Каково твое следующее предложение?

Он хотел шагнуть вперед, но сила моих молитв и веры остановила его. Демон заворчал еще страшнее, чем прежде, а из треугольной пасти его потекла зеленоватая слюна. И смрад ее был куда ощутимей, чем мне хотелось.

– Ты испытываешь мое терпение, инквизитор, – зарычал он. – Я полагал, что мои дары тебя обрадуют.

– Инквизиторы – люди мрачные, и увеселить их сердца непросто, – ответил я. – Но признаюсь, что даже среди них я слыву наименее веселым. И скажу честно, я чрезвычайно об этом переживаю…

Светящийся камешек исчез из руки демона. Длинные, с человеческий палец когти с хрустом потерлись друг о друга. Я подозревал, что Белизарий мог порвать ими человека в клочья – даже облаченного в полный доспех – и не заметить этого.

– Не шути со мной, смертный! – загудел демон. Видно, он уже научился различать мое чувство юмора.

Я же был нечеловечески измучен поединком со слепой старухой и изнуряющим путешествием. У меня не осталось желания сплетать какие-то бы ни было хитрости или шутки, а равно – часами соревноваться с демоном в словесной изощренности. Кроме того, во мне уже пустили корни (буйно расцвели!) все большие подозрения об истинной природе происходящих вокруг меня событий.

Оттого я решил поставить все на одну карту. Если ошибаюсь – что ж, придется заплатить высокую цену. Если же я прав или если мне повезет – сумею хотя бы спокойно выспаться. А сейчас подобная перспектива казалась мне крайне заманчивой.

– Ступай прочь, – сказал я спокойно. – У тебя нет ничего, что я хотел бы. Оставь колдуна в покое и возвращайся, откуда прибыл.

Он зыркал на меня буркалами, в которых ярились адские огни и горели наполненные кипящей кровью озера. Выпрямился, разевая пасть и расправив мощные плечи.

– Шшшшто ты сказал?! – Голос его походил даже не на рычание огромного пса, но на рев близящейся бури.

– Прочь! – приказал я, вознося распятие.

Белизарий был в ярости. Совершенно определенно. Но столь же определенно был удивлен. Конечно, если я верно истолковал его вид и поведение.

В любом случае он не напал на меня сразу, а только замер, кипя от негодования и скрежеща когтями.

– Да-да! Ступай прочь! – крикнул Нойшальк, и демон на миг повернулся к нему.

Распятие в моих руках горело куда сильнее света луны, и трудно было не заметить, что Белизарий пытается не смотреть на него. Он явно колебался, не зная, как поступить. И эти его колебания, а также небывалое терпение, с которым он снес оскорбление, лишь подтверждали мои предположения.

– Ладно, – сказал он наконец. – Я дам тебе время до завтра, инквизитор. Как знак моей доброй воли…

Весьма мило, а я ведь никогда не слыхивал о доброй воле демонов – но решил уже ничему не удивляться. Я неторопливо кивнул.

– Тогда до завтра, Белизарий, – сказал, прекрасно зная, что следующим вечером нас будет охранять святая вера монастыря Амшилас.

Демон на этот раз не стал медленно отступать, как в прошлую ночь, но исчез мгновенно. Лишь сожженная земля, почерневший пенек березки да смрад гари свидетельствовали о том, что он недавно был здесь.

– Славно, что вы с ним управились, – вздохнул Нойшальк с облегчением. – Иначе мне пришлось бы применить могущественные заклинания, которыми не стоит разбрасываться направо и налево, даже если ты – человек, столь сведущий в магическом искусстве, как я.

– Заклинания, – произнес я пренебрежительно. – Это ведь только слова. Я рассчитываю на жар сердца да силу истинной и нерушимой веры в Божью помощь. А этого, – глянул я на него, – у тебя никогда не было и не будет.

Он лишь скривился, но ничего не ответил.

– Перед закатом мы будем в Амшиласе, – сказал он наконец, глядя вдаль, – и я ничего не мог прочесть в том взгляде. – А уж там поговорим о жаре истинной веры…

* * *

Монастырь Амшилас – настоящая крепость, бастионы и башни которой гордо высятся над долиной в излучине реки. Но не сила каменных стен оберегает это место, а истинная святость его обитателей. Богобоязненные монахи не только предаются молитвам и набожным размышлениям; они противостоят наиболее яростным из еретиков. Сюда попадают чернокнижники, демонологи и ведьмы. Вернее, самые сильные из них. Здесь копятся книги, амулеты, статуи и картины, которые много лет – а то и веков – служили темному искусству.

Недавно у меня была оказия проведать богобоязненных монахов, но визит тот не оставил добрых воспоминаний. Конечно, мне были прощены ошибки, поспешность суждений и легкомысленность, однако чувство стыда осталось – пылающее воспоминание о том, что я позволил обмануть себя хитрым безбожникам и лишь монахи из Амшиласа указали, в чем состояла моя ошибка.

– Ну-ну, – пробормотал Нойшальк, высоко задирая голову. – Что называется, замок. Сам император такого бы не устыдился…

– Не нам, Господь, не нам, но имени Твоему дай славу[17], – ответил я цитатой, а он засмеялся, будто я произнес некую шутку.