Дорогие читатели!

Издательство «РИПОЛ классик» имеет честь представить вашему вниманию культовый роман популярного польского писателя, журналиста и сценариста Яцека Пекары. «Слуга Божий» входит в самый знаменитый цикл Яцека Пекары — об инквизиторе Мордимере Маддердине. Книги из этого цикла за последние восемь лет выдержали шесть переизданий, о них спорят, обсуждают их реалии, ждут выхода следующих томов.

Цикл о Маддердине — выверенная и продуманная серия книг, автор совершенно четко обозначил их количество и уже многие годы знает, чем все закончится. При этом каждый том — вполне самостоятельный сборник из нескольких новелл, а все вместе они выстраиваются в единую, увлекательную и неожиданную историю.

Надеемся, она не оставит вас равнодушными!..

Кто поклоняется Зверю и образу его… тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева его, и будет мучим в огне и сере святыми Ангелами[1]

Откр. св. Иоанна. 14:9-10

Он был облачен в одежду, обагренную кровью. Имя Ему: Слово Божие… Он пасет народы жезлом железным; Он топчет точило вина ярости и гнева Бога Вседержителя

Откр. св. Иоанна. 19:15

Избранные же имеют при себе Ангела, как Опекуна и Хранителя, чтобы проводил их по жизни.

Св. Василий Великий

Из большой ивовой корзины на пол перед нами высыпали отрубленные головы. Я внимательно пересчитал. Восемь. Столько и должно быть.

— Ну, с поголовьем оборотней разобрались, — сказал сидевший рядом со мной Фаддеус Вагнер и глянул искоса: оценил ли я меткую и уместную остроту?

Он ткнул носком сапога одну из голов, откатил, пнул другую: спутались колтунами окровавленных бород.

— Хорошая работа, — похвалил Фаддеус принесших корзину и дал знак, что уже могут идти. — Гляди, какая красотка, — кивнул мне, показывая на голову молоденькой девицы с длинными светлыми волосами, теперь, правда, измазанными грязью и кровью. — И что, ей делать было нечего?

— Люди безумны, — вздохнул я. — Чем дольше живу, чем больше вижу — тем чаще в этом убеждаюсь.

Семеро мужчин и женщина, приглянувшаяся Вагнеру, были из банды оборотней: терроризировали околицы. Одевшись в звериные шкуры, нападали на путников и селян, а в ход пускали чубы и когти. Так как превосходство у них частенько было четверо к одному, а жертвами оказывались старики, женщины и дети, то они сумели убить нескольких человек, но в конце концов их поймали, повесили, а потом, мертвым уже, отрубили головы. Обезглавленные трупы мы приказали выставить на рынке как предупреждение для других любителей рискованных развлечений. Головы же насадят на копья и украсят ими городские ворота. Тоже как предупреждение.

Не нам, инквизиторам, заниматься такими вот ряжеными, но пришлось: местный люд был слишком напуган (убедили себя, что оборотням не страшно оружие, созданное человеком, поэтому ходили, вооружившись бутылочками со святой водой). Вот так городок Кобритц был избавлен от заразы оборотничества, а я и Вагнер могли спокойно вернуться в Инквизиториум Равенсбурга, где, кроме нас, постоянно пребывала пара других инквизиторов, под опекой которых находился весь округ.

— Ну, выставим счет бургомистру — и домой, — решил Вагнер. Его грубо вырубленное, квадратное лицо прорезала усмешка.

— Аминь, — бормотнул я.

Мы выслеживали банду пару недель. И уж поверьте мне, милые мои, не было это работой, достойной инквизиторских умений, тем паче времени функционеров Святого Официума. Единственная польза от всей суматохи — то, что, изрядно облегчив городскую казну, бургомистр вознаградит нас за труды. Такой была договоренность с Хайнрихом Поммелем, высшим и старшим в равенсбургском Инквизиториуме. А уж тот и собственной матери выставил бы счет за свое рождение. И я соврал бы, сказав, что мы его за это не ценили. Инквизиторское содержание — сущие гроши, но благодаря активности и инициативности Поммеля в кошеле вашего нижайшего слуги время от времени звенели лишние монетки. Ясное дело, сам Поммель имел с этого приварок куда больший, но мы с этим и не думали спорить. Во-первых, инквизиторы чтят служебную иерархию (и хорошо бы, если бы это действовало в обе стороны); во-вторых, старое правило купцов гласит: лучше получить десять процентов со ста дукатов, чем ничего — с тысячи. И потому бедный Мордимер радовался, что вскоре сможет позволить себе что-нибудь большее, чем корочка хлеба да глоточек воды.

При всем своем сребролюбии, умениях и цинизме Хайнрих Поммель был почти идеальным главой. Отчего так? Оттого что радовался успехам подчиненных, искренне желая, дабы мы оказались достойны наивысшей чести, какая только может быть дарована инквизитору: лицензии Его Превосходительства епископа Хез-хезрона, или лицензии Апостольской столицы. Сам он давным-давно мог покинуть Равенсбург и работать в Хез-хезроне при самом епископе, но вечной горячке и вечному балагану, царившим в метрополии, предпочитал провинциальный покой. Я понимал его, но в то же время и жалел, что удобства повседневности пригасили в нем жар, какой должен пылать в сердце всякого инквизитора. Ибо место черных плащей (как нас кличут) там, где безраздельно властвуют зло и неправда. А местами такими, собственно, и являются Апостольская столица, Хез-хезрон, и Энгельштадт, столица нашей великой Империи. Там расцветают ереси, там отступники замышляют свои мерзейшие планы, там в тайных мастерских чернокнижники призывают демонов, а ученые изучают таинства темной магии.

— А может, спроворим наконец какой-никакой ужин? — спросил Вагнер. — Много винища, много жратвы, девки, музыканты… Ты как, Мордимер?

— Если городской совет оплатит… — отвлекся я от набожных мыслей.

— Оплатит, оплатит, — усмехнулся он. — Тут ведь такое дело: вдруг через месяц или там через год снова потребуется наша помощь? И захотят ли они, чтоб мы вспомнили, как уехали из Кобритца голодными и жаждущими?..

— Святая правда, Фаддеус, — согласился я.

* * *

Горожане были искренне благодарны нам за победу над бандой оборотней, а потому устроили пир — если не роскошный, то, скажем так, приличный. За длинными столами, выставленными подковой и накрытыми снежно-белыми скатертями, сидели отцы города, местный приходской священник, аптекарь да несколько купцов из тех, что побогаче. Кое-кто пришел с женами, другие — с дочерьми, а еще я приметил четверых молодых и хорошеньких женщин, которое не выглядели ни теми, ни другими. И трудно было не заметить, что жены горожан поглядывали в их сторону, скажем так, без вдохновения. Видно, не привыкли к присутствию девок за трапезным столом.