– Боже мой, – прошептал я сам себе, поскольку не думал, что кто-то сумеет меня услыхать в этом шуме.

Внезапно огни, окружавшие демона словно бы сетью молний, слились в огромный шар. В тот самый миг я заметил, что один из монахов схватился за грудь и упал с лицом, искривленным гримасой боли. Другой оперся на стену, и искры, вылетающие из его пальцев, угасли.

Но демон уже был пойман в ловушку. Он бессильно бился внутри сферы света, а змеи неистовствовали, разевая пасти. Теперь лицо твари ничем не напоминало лицо Казимира Нойшалька. Было оно бородатым, темным и словно опаленным солнцем. Посредине выпирал кривой нос, а растрепанные густые волосы спадали на плечи.

Внезапно горящие темным огнем глаза оборотились прямо на меня. Взгляд сей мгновенно связал меня и подчинил себе. Одновременно я ощутил, как в сердце мое и сознание вливается, будто поток кипящего золота, столь небывалая сила, что я понял: через мгновение получу мощь, о коей даже не мог ранее мечтать.

И тогда кто-то толкнул меня и подсек ноги. Я утратил контакт с демоном, и было это так, будто из черепа моего вырвали глаза. Я охнул, ударившись лбом в пол. Согнулся, прикрывая голову руками, а изо рта моего сам собою донесся жалобный болезненный скулеж.

Сила была так близко, что утрату ее я ощутил, словно у меня отобрали прекраснейший из даров. И тогда почувствовал чье-то успокаивающее прикосновение к плечу – и боль начала уменьшаться, пока не ушла совсем.

Я открыл глаза. Подле меня стоял на коленях аббат и, с прикрытыми глазами, бесшумно проговаривал молитву. Когда он закончил, то открыл глаза и поднялся, опершись на одного из монахов.

– Он едва его не поймал, – услышал я чей-то шепот из-под стены, но сил повернуть голову не было.

Упираясь в пол руками, я поднялся и покачнулся в сторону аббата. Кто-то меня поддержал.

– Не надеялся узреть нас здесь, верно, Мордимер? – спросил аббат без улыбки.

Лицо его было измождено, а руки, как я заметил, слегка дрожали. Битва с демоном должна была изрядно исчерпать силы – и его, и остальных братьев Совета. Я знал также, что он спас меня от бездны, куда я едва не рухнул, беспечно скрестив взгляд с демонической тварью.

– Нет, отче, – ответил я, склоняя голову. – И признаюсь, что, увидев, как пламя испепелило тела уважаемых монахов, подумал, что все потеряно…

– Человек слабой веры! – прервал меня аббат, но на этот раз на его бледных губах появилась тень усмешки. – Се не были наши любезные братья, но переодетые узники. Мы потеряли в огне демона двенадцать закоренелых еретиков и чернокнижников… Невелика потеря…

– Ах, вот как… – только и сказал я, но меня удивили как предусмотрительность аббата, так и быстрота, с которой он сумел устроить весь этот маскарад.

– Лишь брат Альберт веселится уже в Царствии Небесном, да смилуется Господь над его душою, – вмешался старый монах, стоящий подле аббата.

Я понял: он говорит о молодом брате, что был нашим проводником, – и перекрестился, пусть даже и был ослаблен настолько, что рука моя едва слушалась приказа разума.

– Он знал, что идет на смерть, и охотно предался воле Господней, – сказал торжественно аббат. – Вспомните, что и Писание гласит: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»[18].

Тогда я подумал, что демон, скрывавшийся в Нойшальке, или, вернее, демон, принявший обличье доктора теологии, был словно брандер, посланный уничтожить флот врага. Однако после до меня дошло, что ужасное и непредвиденное нападение демона нисколько не навредило ему самому. А потому он не был тайным оружием, отчаянным смельчаком, посланным в самоубийственную миссию, – как не был и орудием, лишенным воли и разума. Задача его состояла не только в том, чтобы уничтожить набожных монахов, но и в том, чтобы использовать их смерть ради ему одному известной цели.

– Что ж, – произнес аббат с легким вздохом, – возблагодарим Господа за то, что из испытания, коему Он подверг нас, мы вышли не только безвредно, но и сильными, как никогда.

Некоторое время в комнате царила тишина, поскольку и я, и остальные монахи погрузились в молитву да набожные размышления. Я же подумал еще, что с удовольствием хлебнул бы водочки, но поскольку эта просьба показалась мне неуместной, смолчал.

– Расскажи нам все, что знаешь и что видел, Мордимер, – приказал аббат.

Не скрывая ничего, я изложил всю историю – как ее запомнил, с момента встречи с Нойшальком в соборе Горлитца и до самого прибытия под ворота монастыря. Рассказывая, я вынул из-за пазухи обломок стрелы и вручил его аббату. Тот долго глядел на руническое древко, после чего вздохнул и передал стоящему рядом монаху.

– Когда ты понял, кто наш гость, Мордимер? – Аббат обратил на меня взгляд проницательных, небесно-синих глаз.

– Не знаю, кто он – или кем был, – но наверняка не Казимиром Нойшальком, чернокнижником и доктором теологии. Уж это я понял едва ли не сразу же, – ответил я, стараясь преодолеть напавшее на меня косноязычие.

– И откуда ты это знал? – Стоящий напротив меня старый монах прищурился, пристально в меня вглядываясь.

Я сглотнул и попытался собраться с мыслями.

– Во-первых, демон, назвавшийся Белизарием. Вся та история выглядела изрядно подозрительной, поскольку слишком уж напоминала сказки. Самоуверенный мудрец, произносящий глупое желание, которое оборачивается против него самого или от исполнения которого нет никакой пользы… Это было шито белыми нитками. А демон, что называл себя Белизарием… – Я покачал головой и зашипел, поскольку в черепе от этого движения снова взорвалась боль. – В его поведении было маловато утонченности для столь сильного существа. И он словно старался, чтобы я даже ненароком не принял ни одно из его предложений. Я подозревал, что он в сговоре с Нойшальком, но если судить по тому, что я видел здесь, – я глянул краем глаза на фигуру, заключенную в серебристом шаре, – осмелюсь предполагать, что это был его демон-слуга… Кроме того, признаюсь, меня удивила та легкость, с какой он отказался от нападения на меня.

– Скромность, достойная уважения, – кивнул монах. – А еще?

– Его испуг перед тем, кто за нами гнался. Непритворный ужас, ощущаемый в каждом движении тела. Так сильно он не страшился ни демона, ни визита в ваш светлейший монастырь. Потому я должен был задать себе вопрос: кто эта слепая женщина, что гналась за нами, и что означают символы, вырезанные на стреле, которая едва не убила Нойшалька? Тогда я впервые понял, что, возможно, она и есть та причина, по которой он искал моей помощи. Она, а не Белизарий…

– Стрела из лука не убила бы его, – прервал меня монах. – Ибо уничтожение сего создания тьмы превосходит все силы простых людей либо оружия, ими созданного. Однако стрела, благодаря заклятой в ней силе, несомненно, сильно ранила бы его и лишила части сил. А подобная рана поставила бы крест на его дальнейших планах. Что-то еще?