– Способ, каким Нойшальк остановил водяного элементаля, – ответил я. – Ему пришлось использовать истинную силу, чтобы так быстро вызвать столь яростную мощь. Я же не слыхивал о чернокнижнике, который в одно мгновение, без специальных приготовлений, сумел бы достичь подобного эффекта. Тогда я понял, что имею дело с кем-то иным, не с обычным демонологом. Но я даже не предполагал… – Я глянул на кучку пепла, что осталась от тринадцати мужчин, и на заключенное в сияющий шар тело демона.

– Что он настолько силен? – закончил монах.

– Да, – кивнул я. – Поразительно.

– Именно что поразительно, – прервал меня аббат, поглядывая на выраставших из плеч демона змей, которые яростно бились головами в светящуюся преграду. – Особенно если учитывать, кто он и откуда происходит.

Я не отозвался ни словом, поскольку в монастыре Амшилас не задают вопросов, если тебе не предлагают сделать это напрямую. Знал, что мне скажут все, если на то будет воля монахов.

– Это Ажи-Дахака, иначе именуемый Заххаком, древний царь Персии. Он позволил, чтобы демон Иблис поцеловал его руки – и тогда из плеч его выросли две ядовитых змеи, которых ты как раз и видишь, – сказал аббат, глядя на меня в упор.

Я ни единым движением не дал знать, как сильно удивили меня его слова. Искренне говоря, услышь я такое из других уст, посчитал бы моего собеседника безумцем. Змеи, будто услышав, что о них говорят (хотя я не думал, что такое возможно), ударили в барьер с удвоенной силой, высовывая длинные раздвоенные языки. Из-за световой стены не доходило ни единого звука, но я мог вообразить яростное шипение, которое сопровождало те удары…

– Ажи-Дахака сначала пытался побороть то, что первоначально полагал болезнью, и Иблис, на сей раз в облике ученого доктора, подбросил ему мысль об отвратительном лекарстве: каждый день убивать двух юношей и мозгами их кормить этих змей. Да-а-а, – аббат махнул рукою в сторону погруженного в летаргию тела, – такова история. Царь превратился в тирана, тиран – в демона. Настолько сильного, что мы не могли распознать его природу, пока он не решился предстать в своем истинном виде…

– Но мне казалось, достойный отче, – вмешался старый монах, – что Ажи-Дахака был заключен и, скованный неразрываемыми цепями, должен дожидаться Судного дня.

– Как видно – уже нет, – вздохнул аббат. – Но мы знаем от нашего славного Мордимера, что за ним послали Охотницу. Жаль, что она погибла…

Я понял, что он имеет в виду слепую женщину, обладавшую удивительной силой, – ту самую, которую я убил, когда встала у меня на дороге.

– Прошу прощения, святой отец, – обратился я к аббату. – Но разве Церковь не учит нас, что нет демонов римских, персидских, египетских либо валлийских, но все они суть разные образы одних и тех же враждебных нам существ? Люди же, в зависимости от страны, в которой живут, называют их по-разному и по-разному их представляют, те же – лишь эманации падших ангелов, что ведут свой род от самого сатаны?

– Ха, – фыркнул монах, – так вот чему их нынче учат в Инквизиториуме…

– И ладно, – резко сказал аббат. – Ибо такова официальная позиция Церкви, и не нам ее подрывать…

– Можешь идти, Мордимер, – сказал он мне. – Мы оценили твою помощь и быстроту разума, каковую ты выказал, позволив нам приготовиться к встрече непрошеного и столь опасного гостя.

Ему не пришлось добавлять, чтобы я сохранил все в тайне. Я и так знал, что, если хочу жить, должен держать язык за зубами. Его Преосвященство епископ Хез-хезрона получит стандартный рапорт о том, что дня такого-то лицензированный инквизитор Мордимер Маддердин доставил в монастырь Амшилас демонолога и чернокнижника Казимира Нойшалька и вручил его под опеку богобоязненным монахам. Что случилось далее, этого инквизитор не знал – и знать не должен был.

Раздумывал я лишь об одном. Что столь сильный демон искал в монастыре Амшилас? Ведь целью его не могло быть уничтожение наиболее сведущих монахов, поскольку урон сей, пусть даже и немалый, не был невосполнимым. А сила монастыря не уменьшилась бы, даже потеряй тот двенадцать мужей, сильных знанием и святостью.

Ажи-Дахака хотел ввергнуть это место в замешательство и панику, чтобы ей воспользоваться. Но – как? Какая вещь, хранимая в монастыре, пробуждала столь огромное желание демона?

Я знал, что не стану задавать этот вопрос, а даже задай я его, не думаю, чтобы кто-то захотел мне на него отвечать. Впрочем, услышь я этот ответ – как знать, не пожалел бы со всей искренностью, что я не откусил себе язык, прежде чем произнес хоть слово?

Что ж, как я и говорил демону, назвавшемуся Белизарием, есть книги, которые не только не следует читать, но даже и открывать. Ибо если ты задаешь вопрос, имей в виду: можешь получить ответ. Жаль, что мало кто из людей помнит об этой простой истине, наивно полагая, что знание является добром само по себе. А ведь о многих вещах в этой жизни я предпочел бы не знать или не помнить, поскольку они несли с собой воспоминания о горечи и боли. Однако, возможно, именно эта нежеланная память и есть тот крест, который я несу во славу Господа, поскольку помню, как мой друг-драматург мастер Риттер писал: «Что нас не убивает, то нас облагораживает». Жаль лишь, что противу смысла его слов в глубине своего сердца я всегда ощущал себя скорее мертвым, чем благородным. Что ж, даже кораблю со сломанными мачтами следует плыть вперед, пусть курс его и ведет к гибели…

Я встал на колени и поцеловал кольцо, которое аббат милостиво мне подал.

– Пусть Господь направляет тебя, Мордимер, и пусть опекаются тобою святые Ангелы, – сказал он торжественно, возлагая мне руку на голову.

Я почувствовал тепло и силу, истекавшие из его рук. На кратчайший миг мне показалось, что я стою не перед стариком в бурой рясе, но перед некоей высшей сущностью, окруженной ореолом неземного света. Но я моргнул и увидел лишь изборожденное морщинами лицо старика.

В последний раз я взглянул на шар, в котором был пойман Ажи-Дахака, и на обезумевших змей с желтыми глазами, что неистово, с упорством, достойным лучшего применения, колотились головами в преграду.

Я знал, что нескоро это позабуду. Знал также, что нескоро перестану задавать себе вопрос о том, что именно искал персидский демон в монастыре Амшилас, а также кто освободил его и послал сюда с этой опасной и зловещей миссией. Что означали его слова о чем-то, «что столь тщательно оберегаете вот уже сотни лет»?

И наконец, вопрос, который мне показался не стоящим того, чтобы беспокоить им достойных монахов, но который был важен для меня самого: почему Нойшальк не убил меня, когда я справился с Охотницей? Полагал ли, что мое присутствие поможет ему попасть внутрь монастыря? А может, он имел другие планы, которые включали в себя и мою скромную персону?

Однако я не думал, что в ближайшее время мне представятся возможность, оказия и сведения, чтобы на этот вопрос ответить. Ведь я, в сущности, не был кем-то большим, чем простым инквизитором, который черпает надежду на прощение не в особенном знании либо святости, но лишь в усердном труде во славу Господа, согласно словам святого Петра, говорившего: «Смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время»[19]. Я же, независимо от надежды на это спасение, желал лишь служить нашей святой вере, закону и справедливости так, как понимал это скудным моим разумом.