Мне всегда казалось, что монастырь Амшилас – не место, в котором чернокнижники, демонологи и еретики могут желать чего-то, кроме прекращения страданий. Но видимо, времена изменились: седой монах, не спуская глаз с Нойшалька, медленно кивнул.

– Раз уж такова цена твоих услуг, – ответил он скрипучим голосом, – мы согласимся на нее со всею покорностью.

– Я так и думал, ибо – а что еще вам остается? – засмеялся демонолог.

Я был уверен, что на лице моем не дрогнул ни мускул. Точно так же и лицо монаха казалось лишь мертвой маской, вырезанной из желтоватого сохлого дерева. Я взглянул на его руки, наполовину скрытые в широких рукавах старой рясы. Те также оставались неподвижны. Что ж, нас, покорных функционеров Святого Официума, учили сохранять спокойствие даже в самых унизительных ситуациях.

И вот брат кивнул нам и повел куда-то в глубь монастыря. После короткого перехода мы оказались в обширной комнате с большими окнами. Под стенами стояло несколько монахов, но лица их были скрыты под широкими капюшонами.

Нойшальк огляделся, и во взгляде его таилась дерзкая насмешка.

– А я уж думал, что сей монастырь не содержится в суровой строгости, – сказал он. – Что ж, я пришел сюда ненадолго и не успею соскучиться, – вздохнул он с деланой печалью. – А пока соберется этот ваш совет, принесите-ка мне чего-нибудь поесть.

Монах даже не стал делать рукою знак стоявшим у стены братьям, лишь слегка повернул к ним голову. Те сразу же поняли, что следует сделать, и двое быстро направились к двери.

– А хорошо они у вас выдрессированы, – произнес Нойшальк с насмешливым удивлением в голосе.

– Смиренность и послушание, – сказал я, видя, что монах не намерен ничего говорить. – Се принципы, что руководят всяким нашим шагом, согласно с заповедями Господа нашего.

– Каковые заповеди он воплотил в жизнь, сойдя с распятия с мечом в руках, – насмешливо произнес демонолог.

– Но прежде он дал схватить себя, бичевать и распять, – сказал я спокойно. – Однако мы пришли сюда не спорить о теологии, верно, доктор? Особенно учитывая, что в человеке столь малознающем, как я, вы навряд ли найдете достойного собеседника.

– Тоже верно, – пробормотал он и отошел, встав у окна подле широкого каменного подоконника.

Нойшальку принесли еду: хлеб, холодное мясо и кувшин с водой. Он театрально скривился, но потом принялся молча есть, все так же стоя у каменного подоконника, на который и положил поднос. Наконец – а прошло порядком времени с того мига, как демонолог проглотил последний кусок – в комнату вошел молодой монах.

– Совет собрался, – сказал он негромко. – И просит прийти вас, доктор Нойшальк, вас, отец Бонавентуро, и вас, мастер Маддердин. Ступайте за мною.

– Наконец-то, – пробормотал чернокнижник.

И пошел к нам, ковыряясь в зубах и громко цыкая зубом.

– На обед приготовьте что-нибудь посъедобнее, – приказал.

Ведомые молодым монахом, мы сперва двинулись коридором, а после – по идущей над садом галерее, потом снова коридорами к той части замка, где нас ожидал Совет Монастыря Амшилас.

Зал, в который мы вошли, был огромен, с полукруглыми сводами, поддерживаемыми каменными колоннами настолько толстыми, что и мужчина не сумел бы обхватить такую колонну руками. Зал был разделен на две части, и вторая – лежавшая дальше от двустворчатых дверей – находилась на возвышении, к которому вели широкие ступени.

Именно там, у прямоугольного стола, в креслах с резными спинками, сидели двенадцать монахов. Я видел их руки, покоившиеся на столе и почти скрытые под широкими рукавами ряс. Но не видел затененных капюшонами лиц – хотя предполагал, что монастырь Амшилас подобрал этих людей с особенным тщанием.

В более широкой части зала, у стены, стояли монахи-слуги, с глубоко склоненными головами – будто бы погруженные в страстную молитву.

– Прошу, господа, – тихо отозвался приведший нас брат. – Совет ждет вас.

– Глядите внимательно, – обратился ко мне Нойшальк высокомерно. – Ибо нынче станете свидетелем триумфа несокрушимого знания и непокоренной воли.

– Именно так себе все это и представлял, – ответил я, легонько склонив голову.

– Ну, пойдем. – Чернокнижник щелкнул пальцами молодому монаху, губы которого шевелились в бесшумной молитве.

Мы двинулись в сторону возвышения. Демонолог – быстрым уверенным шагом, молодой брат – за его спиной.

Нойшальк взошел по ступеням, но даже не стал отодвигать предназначенного ему кресла во главе стола. Внезапно раскинул руки и выкрикнул нечто громким голосом. Его фигура, теперь напоминавшая огромную черную птицу с распростертыми крыльями, выросла, казалось, под самый потолок. И прежде чем я успел хоть о чем-то подумать или что-то сделать, из тела Нойшалька ударили струи огня.

В один миг двенадцать монахов и брат-проводник оказались испепелены. Не осталось ничего. Даже костей, даже одежды. Жар был таков, что я ощутил, как огненное дыхание охватывает и меня – и, с трудом удержав стон, прикрыл лицо. Но даже так мне казалось, что у меня слезает кожа со щек, лба и носа – клочьями, в один миг.

И тогда монахи-прислужники, смиренно стоявшие под стенами, подняли головы и слаженно, хором, вскинув над головами руки, прокричали слова, ни смысла, ни значения которых я не мог уразуметь, но которые обладали мощью столь огромной, что я пал на камни, успев увидеть, как из ноздрей моих брызнули струйки крови. Пытался свернуться в клубок, но мне казалось, что на спине моей воздвигся распластывающий по полу груз. Единственное, что я мог сделать – это смотреть. И не думаю, что многие из живущих видели когда-либо демонстрацию ничем не оскверненной, священной силы, которой я получил оказию и счастье быть свидетелем.

Все эти монахи-слуги (лишь теперь я приметил, что меж ними был и аббат) засияли, будто облаченные в светлую ауру, а их бурые рясы сделались белее снега. Из пальцев рук, протянутых к существу, что еще недавно было Казимиром Нойшальком, вылетели серебристые ленты и окружили его кипящем пламенем. Однако жар сего пламени я не ощущал: напротив – казалось, оно гасит и сдерживает огонь, что бил от существа с черными крыльями. Существо же сие заверещало от боли и повернулось к монахам. Лицо его сохраняло еще черты доктора теологии, но я видел, как сквозь них проступает иное. Смуглое, искаженное чистейшей яростью лицо с черными спутанными волосами.

Однако страшней всего оказалось даже не это лицо, пусть даже горящие глаза его и источали ненависть. Страшнее всего было видеть, как из плеч демонолога вырастают две черных змеи с головами размером в человеческий кулак. Змеи ужасно шипели, а их длинные раздвоенные языки и истекающие ядом зубы видны были куда отчетливей, чем мне хотелось.

Тварь пыталась вырваться из окружавшего ее серебристо-голубого пламени, но крылья лишь впустую били воздух. Я отчетливо видел, что существо, которое недавно еще носило личину Нойшалька, силится сделать хоть шаг, но поток святого огня был слишком силен, чтобы оно могло сдвинуться с места. Я слышал лишь мощный рык, полный безбрежной ярости, но также печали и боли.