Лошадей привязывали друг к дружке и загоняли в поток. Солдаты, у которых не оказывалось никакого средства передвижения, пробовали перебираться вплавь, некоторые – держась за что-нибудь, другие без всякой помощи. Однако река, как говорилось выше, была широкая и быстрая. Сильный ветер еще более затруднял переправу. В воду заходили группами по 10—20 воинов, а на ту сторону чаще всего выбиралось только несколько человек, остальные тонули. Судя по всему, большинство рискнувших плыть нашли смерть в волнах. Оставшиеся на берегу с ужасом взирали на то, как течение одного за другим поглощает и солдат и лошадей, отчего желание переправляться вплавь несколько поуменьшилось. Зрителям попытка переплыть Днепр казалась чистейшим самоубийством. Эскадронный пастор Смоландского кавалерийского полка пишет: “Когда увидели мы, с какими стенаниями народ на тот берег перебраться пробовал, решили мы со товарищи, что лучше останемся всем скопом и будь что будет, в любом случае доля более завидная, нежели с собой в реке покончить”. Борьба за редкие суденышки продолжалась. Люди дрались и валили друг друга в воду. Тем, кто, предположим, конфисковал плавательное средство, предлагали огромные деньги, чтобы они взяли с собой других. Отчаявшиеся люди готовы были заплатить за перевоз все более крупные суммы, цены при всеобщей панике быстро росли: место для одного человека стоило 10, 20, 30, даже 100 дукатов. Ключом к спасению стал в ту ночь кошелек. Предприимчивые личности организовали нечто вроде паромной переправы, гоняя свои суденышки взад-вперед по широкой реке»136.

О полной дезорганизации войск генералы вечером доложили королю. Юлленкрук сказал, что «солдат обуял страх и * стоит им только завидеть неприятеля, как они массой перейдут к врагу, остальные же утопнут в реке». «Они будут драться, коль скоро я прикажу им!» – резко отозвался король. Занервничавший генералитет стал упрашивать короля попытаться спасти хотя бы самого себя. Левенгаупт преклонил колена возле кровати Карла XII и со слезами на глазах принялся излагать ему опасное положение армии, однако король нетерпеливо оттолкнул его, прошипев: «Вы, генерал, сами не знаете, что говорите». Однако Левенгаупт, нисколько не смутившись, продолжал доказывать свое и с мрачной безнадежностью заявил, что при теперешней обстановке «ничего иного не приходится, кроме как в полон идти либо всем убитыми быть». В конце концов король поддался на уговоры. Он спасет себе жизнь, переправившись через Днепр, однако при одном непременном условии: армия должна идти в Крым.

Новым главнокомандующим был назначен Крёйц. Когда Левенгаупт услышал об этом назначении, а также о том, что его самого отряжают сопровождать короля в переправе за реку, он, по своему обыкновению, усмотрел в этом подвох и тут же вызвался взять командование войсками на себя. Карл согласился. Решили, что король в сопровождении высших офицеров и немногочисленного конвоя как можно скорее переберется на тот берег.

Армии же следовало уничтожить весь обоз, чтобы затем налегке пересечь Ворсклу и по левому берегу Днепра направиться в Крым. Из Крыма войска должны были идти в Очаков, где их будет ждать король.

Солдатам приказано было сжечь все подводы и имущество, а на освободившихся таким образом лошадей посадить тех, кто еще оставался пешим. Запасы провианта следовало распределить между всеми. Каждый полк должен был получить и боеприпасы – столько, сколько можно было раздать на руки. Походную казну также предстояло полностью раздать. Ни одному полку не разрешалось предпринимать попытки переправиться через Днепр, все должны были быть готовы с рассветом выступить в поход. Были намечены некоторые меры по замене недостающих пехотных офицеров. Кроме того, предусматривалось сжечь знамена рот, которые были слишком малочисленны, чтобы защищать их. Созвав всех майоров, довели эти приказы до их сведения.

«Новые распоряжения практически не утихомирили страсти. Приказание сжечь весь обоз вызвало массу “скандалов и буйства”, поскольку у многих, особенно среди старших офицеров, были солидные и богатые повозки, ломившиеся от трофеев и собственного добра. Если некоторые полки, придерживаясь буквы приказа, сожгли все, то у других работа по уничтожению продвигалась туго. Не исполнялся и строжайший запрет на попытки переправиться через реку. При всеобщей нервозности достаточно было увидеть лейб-драгун, которые делали это с высочайшего позволения, чтобы многие полки соблазнились последовать их примеру. Даже в густой ночной тьме продолжалось неорганизованное сколачиванье плотов. Удержать народ было немыслимо. На тот берег была перевезена часть больных и раненых; как и следовало ожидать, множество остальных исчезло в днепровских водоворотах.

Король, уже сидя в коляске, продолжал обсуждать план похода. Вокруг его экипажа стояла в напряженном ожидании горстка людей. Было около десяти вечера, пора бы уже начинать переправу. Юлленкрук, который тоже получил приказание сопровождать короля, вынул из экипажа наклеенную на доску карту и отдал ее Левенгаупту, предварительно показав генералу, по каким местам армия недавно прошла и где она находится теперь. В качестве дополнительной помощи Левенгаупту с войском в походе на Крым король оставил татарских проводников. Наконец стали прощаться; Левенгаупт, пожелав всем счастливого пути, сказал, что у него есть одна просьба. “Какая же?” – поинтересовался Карл. Генерал попросил короля за свою верную службу не допустить, чтобы его “несчастная жена и дети в случае потери кормильца вынуждены были пойти по миру”. “Ваша просьба будет исполнена”, – ответил король и протянул Левенгаупту руку для поцелуя. Дернувшись, коляска тронулась и укатила в кромешную тьму»[136].

И вот кортеж с королем добрался до берега Днепра у Тахтаевки. Первыми перевезли на ту сторону драбантов, которых оставалось всего около 80 человек. Королевский экипаж спустили в две связанные между собой лодки, в которых сидели на веслах двенадцать драбантов. В виде дополнительного конвоя переправили еще конников и двести человек пехоты из Сёдерманландского полка под предводительством майора Сильверспарре. Чтобы посадить верхом эту пехоту, на другую сторону было также переброшено более ста обозных лошадей. Лошадей перегоняли либо отдельными группами, либо на буксире за лодками, в которых ехали люди. Немногочисленные лодки беспрерывно сновали тудасюда, но переправа происходила медленно и была очень опасна. Некоторые необходимые повозки разобрали, перевезли на ту сторону по частям, а там снова собрали. Переправили через реку и довольно много раненых, но почти исключительно офицеров, поскольку, как горько пишет один из участников похода, лодок было «не более, чем хватало для высокопоставленных и знатных особ, которые, удобно сидючи, и были перевезены». Среди переправленных в ту ночь за Днепр были генерал-майоры, полковники и подполковники, а также генерал-адъютанты, два директора канцелярии, гофинтендант, военный советник, епископ, множество канцеляристов и восемнадцать пасторов. Помимо них на другой берег была доставлена значительная часть придворного штата: конюхи, кухмистеры, мастеровые, слуги, бывший мундшенк, тафельдекер и другие. «Крысы бежали с корабля». Многие офицеры и рядовые, ослушавшись приказа, на собственный страх и риск перебрались через Днепр и присоединились к королевскому отряду. В общей сложности на тот берег попало около трех тысяч человек, включая не только шведов, но также запорожских и других казаков.