Ей хотелось плакать, благодарить бога, а заодно и Горбачева, снесшего стену, родителей и предков, которые наделили ее таким вкусом к свободе.

Солнце садилось, стало холодать. Хельмут повел ее поужинать на площадь Gendarmenmarkt в знаковый ресторан Lutter und Wegner с классической немецкой кухней и традиционным амбьянсом. Под холодный эльзасский рислинг они наслаждались свежим салатом с лисичками и форелью на пару. Потом прошлись по Унтер-ден-Линден, вновь и вновь восхищаясь импозантной, имперской неоклассической архитектурой, зданием оперы, университета, посольств.

– К нам сейчас подъедут Инесса с Томасом.

– Томас – ее бойфренд?

– Что-то в этом роде, компаньон, скажем. Им не терпится с тобой познакомиться. Я уже говорил, что это моя семья. Не удивляйся, кстати, если Инесса упомянет развод, это у нее сейчас на уме.

– Развод с Герхардом? С его-то деньгами?

– Не надо сарказма, Инесса тебе понравится. Она очень интеллигентна. Женщина с классом. Одевается только в черное или белое, все покупает только от Jil Sander, у нее обширные интересы – политика, философия… Знаешь, она дважды в месяц устраивает философские вечера, приглашает домой философов, они ведут дискуссии.

Все встретились в кафе в Кройцберге – этническом грязноватом районе восточной части Берлина, в котором, однако, уже проглядывали черты прикольного богемного уголка. Инесса – высокая худощавая женщина, явно старше Хельмута, была одета в джинсы с черным байкерским с металлическими клепками ремнем. Куча цепочек на шее и браслетов на худых морщинистых запястьях. Черные мокасины и большая модная сумка-авоська Jil Sander через плечо. Крашеные, почти белые длинные волосы по моде семидесятых и удивленно-наивное выражение глаз, выработанное на всю жизнь примерно в тот же период. Все заказали кофе и напитки.

– Я не употребляю алкоголь, а уж по вечерам тем более. Только кофе круглыми сутками. Это тоже, конечно, вредно, но что делать? Ты не хочешь бросить курить?

– Очень красивая сумка. Удобная и очень модная.

– Я не обращаю внимание на моду. Как ты можешь ходить на таких каблуках?

– Ты права, я думала, раз мы идем в ресторан… Конечно, для прогулки по Берлину могла бы одеться и попроще. Чувствую себя чересчур разряженной для встречи с друзьями в кафе.

– Думаю, что ты в принципе для Берлина чересчур разодета. Это не Лондон.

Последнюю фразу бросил Томас. Может, он хотел сделать комплимент, просто неловко выразился. Томас был, похоже, даже постарше Инессы. Высокий, субтильный, редеющие волосы, старомодный тщательный зачес на одну сторону. Небольшой дефект дикции. Мужчина выглядел аристократично, говорил медленно, старался выразить свою мысль на английском красиво и со всеми нюансами.

– Будь так добра, передай мне, пожалуйста, воду, Анна…

– Анна, а где ты будешь работать после Лондона? Вернешься назад в Россию? – спросила Инесса. – Скучаешь, наверное, по родине? Расскажи нам о России. Хельмут, кстати, как тебе мой ремень, недавно купила? Мне очень нравятся эти металлические штучки – правда, очень стильно?..

– Благодарю за воду, Анна. Я слышал от Хельмута, что ты работала в Америке. Как тебе понравилась тамошняя жизнь?..

– Хельмут, а ты рассказал Анне о моих философах? Кстати, они придут в следующую пятницу. Присоединяйтесь, будет интересно. Анна, ты так и не сказала, что ты сейчас читаешь?

– Боюсь, ты будешь разочарована. Люблю хорошее женское чтиво. Сейчас читаю Bergdorf Blondes, жаль что в Европе по знают этого автора – Плайм Сакс. Тот же жанр, что Sex and the City, но книга несравненно лучше, небо и земля. В своем жанре это можно даже назвать высокой литературой: тщательно выписанные, живые образы, изящные диалоги, подтекст и просто прекрасный язык. А еще Курта Тухольского на немецком. Ну, это вообще шедевр!

– Не понимаю, как такое можно читать… А ты читала Карла Маркса? Или Ницше? Вот действительно интересное чтение. Они оба создали глубочайшие интереснейшие философские теории. Это потом интерпретаторы все вульгаризировали, что Ленин, что Гитлер. Не согласна?

– Мы изучали Маркса в университете детально, три года подряд. Он великий философ. Когда я писала монографию о теориях развития, я поняла, сколько структурных элементов все западные теории позаимствовали у Маркса. Включая тех авторов, которые не признавали марксизм. Удивительно.

– Д-да, возможно. А Ницше? Разве не гениально это противопоставление: человек и недочеловек с философской точки зрения? Что из этого сделали нацисты, это совершенно иное. Он-то не это имел в виду, понимаешь?

– А что он имел в виду? – спросила Анна, все больше забавляясь этой «маленькой светской беседой» за чашкой кофе.

– Ну как что… Ницше же не был фашистом.

– Совершенно верно.

– Ну а Гитлер просто использовал его теорию.

– Тоже не поспоришь. Ну и?..

– Вот видишь! А недавно я перечитывала Кафку. Там про обезьяну, которая пьет, ест, даже бреется как человек, курит сигару. И такой философский смысл. Тема подлинности и имитации. Действительно, где граница? И пока она не найдена, в чем отличие человека от обезьяны?

Анна не хотела делать поспешных выводов, но все это было, по меньшей мере, очень необычно. Женщине под шестьдесят, одета как хиппи, а с головой-то у нее как, все в норме? Как будто застряла в студенческой поре своего поколения. И Томас со своей покровительственой манерой, тщательно отобранными словами и интонациями, создающими дистанцию между ним и собеседником. Это не английский снобизм, который открыто (хоть и через подтексты и интонации) указывает тебе на твое место. Это искренняя отдаленность от людей человека, которому прочие интересны, и он пытается их понять, но когда многое все же ускользает, он это приписывает не ограниченности своего понимания, а неумению этих простых людей ясно выразить свою мысль. Что с них взять, раз они такие родились?

– У него есть приставка «фон»? – спросила Анна Хельмута в машине.

– Не думаю, но он из семьи дипломатов. Родился в Париже, свободно говорит по-французски. А его английский каков, а?

– Согласна. У него есть класс, и он умен. Но я инстинктивно не доверяю людям с физическими дефектами, особенно с дефектами речи. Обычно это означает сильные и очень нехорошие комплексы. А что он сейчас делает?

– На пенсии. У него была блестящая карьера, чему, конечно, отец в юности сильно помог. Ну и продвигался Томас очень быстро. Просто звезда. И стал во главе одного из ведущих учреждений Евросоюза. Он великолепный тактик и очень искушенный политик, но ему всегда не хватало стратегического ви́дения… Я много раз его предостерегал от простых решений, но он вляпался в один гадкий скандал… Ну, подробнее не хочу говорить. И ты права, Томас очень отдален от людей, не в состоянии их понять и не стремится к этому.

– И что, теперь он при Инессе подай-прими, что ли?