Ричардс держал лошадь, пока его хозяин спешивался, и отвечал как мог на торопливые вопросы, которые задавал ему сквайр. Небольшой отряд столпился вокруг них, чтобы послушать новости. Некоторые всадники тоже спешились и теперь топали ногами и дули на руки, чтобы согреться.

— Если этот малый убит, как ты говоришь, то, ей-богу, так ему и надо, — сказал мистер Бассат, — но все-таки я предпочел бы сам надеть на него наручники. С мертвого и взятки гладки. Вы все идите во двор, а я посмотрю, может, удастся добиться толку от этой девушки.

Ричардса, избавленного от ответственности, тут же окружили со всех сторон. Все обращались с ним как с героем, который не только обнаружил убийство, но и единолично схватил виновника, пока кучер не признался нехотя, что его роль в этом приключении незначительна. Сквайр, мозги которого работали медленно, сперва не понял, что Мэри делает в двуколке, и посчитал ее пленницей своего конюха.

Он с удивлением услышал, что она прошла много миль до Норт-Хилла в надежде найти его и, не найдя, вынуждена была вернуться в трактир «Ямайка».

— Все это выше моего понимания, — заявил он грубовато. — Я был уверен, что вы вместе с дядей состоите в заговоре против закона. Тогда почему же вы лгали мне, когда я приезжал сюда в начале месяца? Вы мне тогда сказали, что ничего не знаете.

— Я лгала из-за тети, — устало пояснила Мэри. — Все, что я вам в прошлый раз наговорила, было только ради нее, да и знала я тогда куда меньше, чем сейчас. Я охотно все объясню в зале суда, если нужно; но если я попытаюсь сейчас вам все рассказать, вы не поймете.

— Да у меня и времени нет слушать, — ответил сквайр. — Вы совершили храбрый поступок, пройдя весь этот путь до Олтернана, чтобы предупредить меня, я это запомню, и это говорит в вашу пользу. Но можно было избежать беды и предотвратить ужасное преступление, совершенное в канун Рождества, если бы вы раньше были со мной откровенны. Впрочем, все это потом. Конюх говорит, что вы нашли своего дядю убитым, но больше ничего не знаете о преступлении. Будь вы мужчиной, вы сейчас пошли бы со мной в трактир, но я вас избавлю от этого. Я вижу, что вы и так натерпелись достаточно. — Бассат возвысил голос и крикнул слуге: — Заведите двуколку во двор и побудьте с этой молодой женщиной, пока мы осмотрим трактир! — Обернувшись к Мэри, он добавил: — Я попросил бы вас подождать во дворе, если у вас хватит смелости. Вы единственная среди нас, кто хоть что-то знает, к тому же вы последняя видели своего дядю живым.

Мэри кивнула. Теперь она стала всего-навсего пассивным орудием в руках закона и должна делать, что велят. По крайней мере, судья избавил ее от тяжкой необходимости еще раз войти в трактир и взглянуть на тело дяди. Двор, бывший пустынным, когда она приехала, теперь являл собою сцену бурной деятельности: лошади били копытами по булыжникам, звенели и брякали уздечки и удила, слышались шаги и мужские голоса, перекрываемые резкими распоряжениями сквайра.

По указанию Мэри он повел всех к черному ходу, и тут же холодный и молчаливый дом утратил свою замкнутость. Окно в буфетной распахнулось, окна гостиной тоже; несколько человек пошли наверх и осмотрели пустые комнаты для гостей. Только тяжелая входная дверь оставалась закрытой, и Мэри знала, что тело трактирщика лежит на самом пороге.

Кто-то что-то прокричал из дома, и ему ответил гул голосов и вопрос сквайра. Звуки, которые доносились сквозь открытое окно гостиной, теперь были ясно слышны во дворе. Ричардс взглянул на Мэри, и по тому, как побледнело ее лицо, понял, что она услышала новость.

Человек, который остался с лошадьми и не пошел с остальными внутрь трактира, крикнул конюху:

— Слышите, что они говорят? — Он явно был в некотором волнении. — Там еще один труп, на верхней площадке.

Ричардс ничего не ответил. Мэри еще плотнее завернулась в плащ и надвинула на лицо капюшон. Они молча ждали. Вскоре сам сквайр вышел во двор и подошел к двуколке.

— Мне очень жаль, — сказал он. — У меня плохая новость. Возможно, вы уже и сами догадывались.

— Да, — сказала Мэри.

— Не думаю, что она мучилась. Похоже, ваша тетя умерла сразу. Она лежала в спальне в конце коридора, прямо у входа. Заколота, как и ваш дядя. Может быть, она даже не поняла, что происходит. Поверьте, мне очень жаль. Если бы я только мог избавить вас от этого.

Мистер Бассат стоял рядом с ней, неловкий и расстроенный, и все повторял, что тетя совсем не мучилась, что она даже не успела испугаться; а потом, поняв, что Мэри лучше оставить в покое, что помочь он ей все равно не может, судья зашагал через двор обратно к трактиру.

Мэри сидела неподвижно, закутавшись в плащ. Она молилась, по-своему молилась о том, чтобы тетя Пейшенс простила ее и обрела мир, где бы она сейчас ни находилась, и чтобы тяжкие оковы жизни спали с нее, принеся освобождение. Еще она молилась, чтобы тетя Пейшенс поняла, что Мэри пыталась ей помочь; а главное — чтобы ее мать не оставила ее одну. Сами эти мысли приносили Мэри некоторое утешение, и она знала, что если снова начнет перебирать в уме историю последних нескольких часов, то опять начнет себя обвинять: если бы она не покинула трактир «Ямайка», тетя Пейшенс, может быть, не умерла бы.

Однако из дома снова донесся возбужденный гомон. На этот раз послышались крики и топот бегущих ног, и несколько голосов зазвучали одновременно. Ричардс, в волнении забыв о возложенной на него ответственности, подбежал к открытому окну гостиной и перекинул ногу через подоконник. Раздался грохот раскалывающегося дерева, и с окна запертой комнаты были сорваны ставни; туда, по-видимому, до сих пор никто не входил. Люди оторвали деревянную преграду, кто-то поднес факел, чтобы осветить помещение: Мэри видела, как пламя пляшет в потоке воздуха.

Затем свет исчез, и голоса замерли в отдалении, и она услышала топот ног на задворках дома. И вот они вышли из-за угла во двор, шесть или семь человек со сквайром во главе; они тащили за собой нечто; это нечто извивалось и корчилось, и с хриплыми отчаянными криками пыталось вырваться.

— Они его поймали! Это убийца! — крикнул Ричардс Мэри.

Она обернулась, сбросив капюшон, закрывавший ей лицо, и посмотрела на группу людей, подошедших к двуколке. Пленник уставился на девушку, щурясь от света, который бил ему в глаза; его одежда была покрыта паутиной, а лицо небритое и грязное: это был Гарри-разносчик.

— Кто это? — кричали все. — Вы его знаете?

Сквайр вышел из толпы и приказал подвести этого человека поближе, так, чтобы девушка могла хорошо его видеть.

— Что вам известно об этом малом? — спросил он Мэри. — Мы нашли его там, в запертой комнате, лежащим на каких-то мешках, и он говорит, что ровно ничего не знает о преступлении.

— Он из компании дяди, — медленно сказала Мэри, — и он пришел прошлой ночью в трактир и поссорился с хозяином. Дядя одержал верх и запер этого человека в той комнате, угрожая ему смертью. У него были все причины убить моего дядю, и никто кроме него не мог этого сделать. Он вам лжет.