Распространявшаяся сверху вниз и снизу вверх финансовая путаница ослепила тех, кто стоял в центре всех этих процессов. Ни в частном, ни в государственном секторе не разглядели постепенно надвигающуюся опасность. Как заметил в 2008 г. обозреватель компании Bloomberg, «[генеральный директор Bear Stearns] играет в бридж, а [генеральный директор Merrill Lynch] играет в гольф, пока их фирмы терпят крах, – и не потому что им плевать на собственные фирмы, а потому что они не знают, что их фирмы гибнут» [51]. В своем Докладе по вопросам глобальной финансовой стабильности в 2007 г. МВФ пришел к выводу, что «слабость определенных участков субстандартного рынка, по всей вероятности, не представляет серьезного системного риска. Стресс-тесты, проведенные инвестиционными банками, показывают, что… большинство инвесторов, имеющих дело с высокорисковыми ипотечными кредитами посредством секьюритизированных структур, не будут нести убытки» [52].

Их концепция риска была линейной: она заканчивалась на полях их собственного бухгалтерского баланса, и они либо не видели, либо не принимали всерьез более широкую картину, которая возникала, когда бухгалтерские балансы всех компаний были выложены рядом, бок о бок.

Концентрация ослабляет нашу устойчивость

Второй урок говорит о том, как рост концентрации повышает вероятность сбоев в работе финансовой системы. В преддверии финансового кризиса концентрация увеличивалась на всех уровнях.

На уровне фирмы капитал и ресурсы сосредоточились в новых секьюритизированных ипотечных и долговых продуктах. На рубеже XXI в. эти продукты были нишевыми предложениями, к началу кризиса они превратились во второй по величине класс ежегодно продаваемых в США обеспеченных активами ценных бумаг. Первым по величине был класс высокорисковых ипотечных кредитов [53].

Финансовая отрасль в целом также переживала подъем концентрации. В Соединенных Штатах в период с 1990 по 2008 г. рыночная доля трех крупнейших банков выросла в четыре раза, с 10 до 40 %. В Великобритании в 2008 г. трем ведущим банкам принадлежало 80 % рынка (в 1997 г. этот показатель был равен 50 %) [54]. Когда речь заходила об этих исполинах, нередко звучала фраза «слишком большие, чтобы обанкротиться». Их руководители были уверены, что правительство не позволит им разориться, – это вызвало бы настоящий хаос. Их инвестиционная дисциплина ослабла – экономисты справедливо называли это явление «моральным риском». Крупнейшие финансовые учреждения стали брать на себя чрезмерные риски, уверенные, что, если дела будут совсем плохи, налогоплательщики их выручат. Что ж, мы действительно это сделали.

Кроме того, концентрация выросла на уровне целых стран – растущий финансовый сектор занимал все больше места в общей экономической структуре государства. В Великобритании в период между 1990 г. и началом кризиса финансовый сектор вырос с