Не стоит и говорить, что одно лишь преимущество внезапности, которое Ганнибал мог бы получить, пройдя этим маршрутом, во многом предопределило его выбор. Когда же местные проводники уверили Пунийца, что, несмотря на заболоченность, дорога достаточно тверда, чтобы по ней можно было пройти, решение было принято.

Итак, карфагенская армия вторично снялась с лагеря и пошла по указанному пути. Во главе колонны шли лучшие части, иберийцы и ливийцы, под защитой которых следовал обоз. С ними на единственном уцелевшем слоне ехал Ганнибал. Далее были поставлены кельты, а арьергард составляла конница под командованием Магона, в задачу которой входило, в частности, не давать идущим впереди кельтам, да и остальным пехотинцам отставать и отбиваться от общего строя.

Дорога давалась исключительно тяжело: по пояс в воде, воины преодолевали водовороты, трясины, сооружали импровизированные переправы через глубокие места в русле реки и упрямо шли вперед. Гибли и люди, особенно кельты, и вьючные животные, на трупах которых воины могли хоть ненадолго отдохнуть и поспать, поскольку больше сколько-нибудь твердых и, главное, сухих мест поблизости не было. Вообще невозможность выспаться стала, наверное, самым тяжелым испытанием для пунийцев во время этого прорыва.

Жертвой экстремальных условий похода стал и сам пунийский полководец. Вероятно, по причине всевозможных болотных испарений у Ганнибала случилось обострение болезни глаз, которая начала проявляться в последнее время. Останавливаться на лечение было негде и некогда, в результате чего один глаз, скорее всего правый, перестал видеть (Полибий, III, 80; Ливий, XXII, 2; Непот, IV, 3).

И вот после четырех дней и трех ночей непрерывного марша карфагенская армия вышла из болот. Вновь смешав все планы своих противников, Ганнибал оказался в Этрурии.

Завершив свой изматывающий переход по болотам, армия Ганнибала остановилась на краткий отдых. Высланные по всем направлениям разведчики изучили окружающую местность, а также расположение войск противника. Карфагеняне оказались в богатой и плодородной области между городами Фесулы и Арреций, у последнего из которых находилась армия консула Фламиния.

Теперь римляне не преграждали путь Ганнибалу в центр Италии и к самому Риму, однако стратегическая задача, стоявшая перед пунийским полководцем, оставалась прежней: перед тем как завоевывать Рим, нужно было разбить его армии, желательно порознь. А значит, не в его интересах было избегать встречи с Гаем Фламинием, который теперь мог объединить свои легионы с армией Гнея Сервилия, чье пребывание в Аримине теперь потеряло всякий смысл.

Личность будущего противника, Гая Фламиния, интересовала Ганибала особенно, и в этом он явно выгодно отличался от своих римских визави, что особенно отметил искушенный в военном деле Полибий: «Действительно, нужно быть невежественным или ослепленным, чтобы не видеть, что важнейшая задача военачальника – постигнуть характер и природные наклонности неприятельского вождя. Если в борьбе один на один, шеренги с шеренгой, стороне, жаждущей победы, необходимо сообразить, каким образом цель может быть достигнута, какие части тела противника обнажены или не защищены оружием, то начальник всего войска должен отыскивать не открытую часть тела, но слабую сторону в характере противника: ведь многие вследствие легкомыслия и полной нерадивости губят вконец не только государство, но и собственную жизнь. …если кто в состоянии постигнуть ошибки ближнего и при нападении на неприятелей имеет в виду слабую сторону вождя их, тот очень быстро одержит решительную победу. Если потеря кормчего предает все судно с командою в руки врагов, то точно так же, если кому удастся опутать неприятельского вождя кознями или хитро рассчитанными планами, тот часто завладевает всем войском противника. Так и теперь Ганнибал постиг и принял во внимание все качества неприятельского вождя, благодаря чему и удался план его» (Полибий, III, 81, 1–4, 10–12).

Так какое же представление о римском консуле могло сформироваться у пунийского полководца? Его яркий и практически одинаковый портрет дают и Полибий, и Ливий, однако стоит помнить, что оба этих автора ни в коей мере не сочувствовали демократическим слоям Римского государства, признанным лидером которых на тот момент являлся Фламиний, а вследствие этого относиться к их словам следует с определенной осторожностью. Любимец плебса предстает перед нами человеком излишне самоуверенным, не слушающим чужих советов, пренебрегающим традициями религии, искусным демагогом, способным увлечь за собой толпу, и при этом заведомо плохим полководцем. Однобокость такой характеристики очевидна. Суммируя то, что нам известно о нем (кстати, от тех же авторов), можно заключить, что Фламиний был решительным, достаточно импульсивным и, безусловно, сильным человеком, умеющим последовательно отстаивать свою позицию. Упрекать его в отсутствии полководческих способностей было бы неправомерно, ведь он в свое время нанес поражение инсубрам, а кельтам, в том числе и цизальпинским, доводилось разбивать не только исключительно бездарных военачальников. Впрочем, как показали дальнейшие события, к числу военных гениев Фламиний тоже не относился.

Тем или иным способом Ганнибал рассчитывал вынудить римского консула сняться с лагеря и дать сражение в удобном для себя месте. Поскольку Фламиний пока что не предпринимал активных действий (в опровержение словам Ливия, будто он бросился бы на врага, даже если бы тот не двигался с места (Ливий, XXII, 3, 7), Ганнибал решил подтолкнуть его к необдуманным поступкам и начал демонстративный грабительский рейд в сторону Фесул, а потом повернул к Риму, проводя армию так, что из консульского лагеря отлично были видны многочисленные дымы от горящих тут и там городов и селений.

Долго терпеть подобное состояние дел Гай Фламиний, естественно, не мог, ведь от бесчинств карфагенян страдали в первую очередь небогатые поселенцы, чьи интересы он отстаивал, и, кроме того, бездействие в виду неприятеля, свободно разоряющего родную страну, противоречило элементарным понятиям о чести солдата и полководца. Неудивительно поэтому, что, игнорируя предложения подождать подхода второй консульской армии, он отдал приказ сниматься с лагеря и следовать за Ганнибалом, пока тот не дошел до Рима. Это само по себе, впрочем, еще не доказывает, что Фламиний стремился как можно скорее дать сражение, во всяком случае, он намеревался держать действия противника под контролем. Тем не менее, зная, что идущая навстречу по Фламиниевой дороге армия Гнея Сервилия уже близко, ни он, ни его воины не сомневались в победе, и, зараженные этой уверенностью, с армией толпами шли местные жители, неся с собой цепи для пленных карфагенян (Полибий, III, 82, 8).

Тем временем пунийская армия подошла к Тразименскому озеру и начала обходить его по северному берегу, неподалеку от города Кортоны. В этих местах горы подходят к самой воде, оставляя для прохода узкую долину, в которой Ганнибал и решил устроить засаду. Поскольку указания наших источников об особенностях местности довольно скупы, расположение карфагенской засады вызвало среди ученых долгие споры, породившие несколько не согласующихся между собой версий. Из них более предпочтительной кажется теория Коннолли, учитывающая произошедшие с того времени изменения уровня воды в озере и предлагающая в качестве места битвы серповидную долину между современными Туоро и Пассиньяно.