В непосредственное подчинение Фабия переходила вся армия Гнея Сервилия, для чего была разыграна сцена, призванная лишний раз подчеркнуть власть диктатора. Рядом с городом Окрикулом, на Фламиниевой дороге, консул, представ перед Фабием без сопровождения ликторов, передал ему два своих легиона и то, что осталось от легионов Сципиона, всего около тридцати тысяч человек. Кроме этого, в Тибуре (Тиволи) был назначен сбор двух новых легионов, а в самом Риме была проведена широчайшая мобилизация, затронувшая даже вольноотпущенников призывного возраста, имевших детей. Те из новобранцев, кто был старше тридцати пяти лет, оставлялись для охраны города, другие назначались во флот. Римская эскадра во главе с Гнеем Сервилием, которого отстранили от командования сухопутными силами, должна была выйти на перехват пунийского флота, захватившего транспорты, везшие продовольствие для войск в Испании (Ливий, XXII, 11, 2–9).

Стратегия, которой собирался придерживаться Фабий, в корне отличалась от того, что делали римские консулы раньше. Сознавая, насколько опасен его противник, и, вероятно, не переоценивая собственные полководческие способности, а также боевые качества только что мобилизованных новобранцев, он решил вообще отказаться от сколько-нибудь масштабных боев с основными силами карфагенян. Диктатор предлагал войну на истощение, в которой у римлян, учитывая их почти неисчерпаемые ресурсы, было заведомо больше шансов. Не надо стремиться разбить врага, достаточно пресечь его снабжение и избежать поражения собственных войск. Для этого Фабий вводил тактику «выжженной земли». Специальный указ предписывал всем жителям незащищенных городов и селений переселиться в более укрепленные места, при этом уничтожить на пути Ганнибала и дома, и урожай.

Сам Фабий во главе четырех легионов направился из Тибура на юг, в Пренесте, откуда, выйдя на Латинскую дорогу, пошел на сближение с неприятелем. Ганнибал находился неподалеку от Арпина, когда римская армия встала лагерем буквально у него под боком, не более чем в полутора километрах. Пуниец сразу же построил своих воинов в боевой порядок, надеясь спровоцировать Фабия на бой, но во вражеском лагере сохранялось спокойствие, и ему не оставалось ничего другого, кроме как отойти обратно.

Ганнибал еще некоторое время пытался заставить Фабия сразиться с ним, несколько раз меняя место лагеря и опустошая окрестные поля, принадлежавшие римским союзникам. Но все было напрасно. Римляне не реагировали на его маневры, и если выходили за пределы своего лагеря, то только за необходимыми дровами и фуражом, при этом держались вместе, не разбредались по окрестностям, а для их прикрытия в лагере всегда стоял наготове отряд конницы и велитов. Напротив, фуражиры пунийцев то и дело подвергались нападениям и уже не могли без риска покидать свой лагерь. Эти незначительные стычки, обычно заканчивавшиеся победой римлян, постепенно возвращали им уверенность в собственных силах и причиняли карфагенянам ущерб, который тем было не в пример труднее восполнить.

Поняв бесперспективность такого противостояния, Ганнибал решил продолжить свой грабительский рейд по Италии, снялся с лагеря и повел армию через Апеннины в Самний, одну из богатейших областей, еще не испытавшую тягости войны. Пунийцы опустошили окрестности Беневента и захватили лишенный укреплений город Телезию. Римская армия шла следом на расстоянии одного-двухдневных переходов, придерживаясь гористой местности и по-прежнему избегая крупных столкновений. Ганнибал, в свою очередь, тоже больше не искал с ними встречи, а повел армию дальше на запад, в приморскую область Кампанию. Этим, по словам Полибия, он надеялся достичь одного из двух: либо все же вынудить Фабия сразиться с ним, либо продемонстрировать его полное бессилие и неспособность защитить своих сограждан. Больше всего он рассчитывал, что это произведет впечатление на латинских союзников, ведь, несмотря ни на что, ни один из италийских городов до сих пор не перешел на его сторону (Полибий, III, 90, 13).

Если положение карфагенян можно было охарактеризовать как достаточно тревожное, поскольку их численность таяла, а нанести реальный ущерб вражеской армии не представлялось возможным, то и у Фабия Максима стали назревать весьма серьезные проблемы. Время шло, а враги продолжали практически беспрепятственно (мелкие стычки не в счет) разгуливать по Италии, предавая огню и мечу все на своем пути. Солдаты, чей страх перед непобедимыми пунийцами уже прошел (в первую очередь, кстати, благодаря тактике все того же Фабия), теперь рвались в бой и сетовали на медлительность и нерешительность своего командира. При этом самым недовольным действиями диктатора был начальник конницы, Марк Минуций, по словам Ливия, более опасный враг Фабия, чем сам Ганнибал (Ливий, XXII, 12, 11). Пользуясь должностью, он не упускал случая открыто критиковать диктатора, упрекая его в трусости и лени, причем раз за разом делал это во все большем кругу, а его речи неизменно встречали понимание аудитории. Все это было достаточно закономерно, ведь от Ганнибаловых походов страдали прежде всего простые земледельцы, которые если и могли спасти собственные жизни, бежав в города, то почти все хозяйство должны были обрекать на гибель. Время в такой ситуации работало не только против Ганнибала, но и против Фабия, и вскоре для каждого из них положение стало таково, что достаточно было одного сколько-нибудь крупного просчета, чтобы поставить все на грань катастрофы.

Ганнибал продолжал свое продвижение по Кампании. Лишним стимулом для этого стало то, что трое всадников, родом из этих мест, попав в карфагенский плен на Тразименском озере и приняв сторону своих врагов, теперь уверяли Ганнибала, что тот сможет без труда захватить столицу области – Капую. Здесь не обошлось без досадного для карфагенян недоразумения. Ганнибал узнал, что сможет преградить путь в Кампанию римлянам, если захватит город Казин, контролировавший перевал, через который из Лация проходила Латинская дорога. Однако, случайно или нет, местному проводнику послышалось название «Казилин», и он едва не привел пунийцев в совсем другой город, на слиянии Латинской и Аппиевой дорог. Проводник поплатился за свою ошибку жизнью, а пунийцы стали разорять земли Северной Кампании, в которых они, волею случая, оказались: сам Ганнибал – долину реки Вултурн, а Магарбал взялся за Фалернскую область.

Многочисленные дымы, поднимавшиеся к небу от горящих кампанских городов и усадеб, были отлично видны с разделяющего Кампанию и Лаций хребта Массик, куда Фабий ускоренным маршем привел свои войска. Вначале легионеры приободрились в надежде, что раз уж Медлитель стал торопиться, то битва будет скоро. Но диктатор и здесь ограничился пассивным наблюдением за противником, не спускаясь в опустошаемую долину, в результате чего в его армии едва не начался бунт. Больше всего негодовал начальник конницы Марк Минуций, во всяком случае, его слова имели наибольший вес. Недовольство диктатором росло и в Риме. Однако и это не заставило Фабия пойти на активные действия до конца лета. У него были собственные соображения относительно того, как следует побеждать противника.

Приближалась зима, и для Ганнибала важнейшей задачей стало найти место, где его армия не нуждалась бы в продовольствии. Богатая виноградниками Фалернская область для этого явно не подходила. Ганнибал решил перебраться со всей добычей обратно в Апулию и уже там дожидаться весны. Эти его планы были очевидны и Фабию Максиму, и он решил перекрыть горные проходы, по которым карфагеняне вошли в Кампанию, а теперь должны были возвращаться. Он занял небольшими отрядами перевал у горы Калликулы и Казилин, отделявший Фалернскую область от Кампании, поручил Марку Минуцию закрыть перевал у Таррацины, ведущий в Лаций, а остальные силы повел к проходу, через который Ганнибал должен был отступать (его точное местонахождение вызывает споры, возможно, он находился между горами Кайевола и Фосса и вел к городу Аллифе; (Ливий, XXII, 15, 3–4, 11; Полибий, III, 92, 9–11; 93, 1). На разведку Фабий отправил отряд из четырехсот союзных всадников во главе с Луцием Гостилием Манцином. Они наткнулись на занимавшихся грабежом нумидийцев и начали преследовать, однако те, заманив их почти до самого своего лагеря, сами перешли в атаку. Поняв, что на уставших лошадях от погони ему не уйти, Манцин решил принять бой и вскоре погиб с большинством своих воинов (Ливий, XXII, 15, 4–10). В тот же день к армии Фабия от Таррацины вернулся Марк Минуций, и они заняли перевал, ведущий в Самний. Отряд в четыре тысячи воинов расположился в самом проходе, а остальные силы заняли позицию перед ним и чуть в стороне (Полибий, III, 92, 10–11). Теперь деваться Ганнибалу было некуда, все пути, ведущие из Кампании, были перекрыты, и ему оставалось либо пробиваться, либо зимовать в исключительно неподходящих для этого местах, обрекая армию на истощение.