Таким образом, несмотря на явное использование не зависящих друг от друга источников, и Полибий, и Ливий признают факт морского похода римлян к ливийскому побережью и получение дани с жителей Керкины. Основное расхождение между ними в том, что Ливий упоминает об атаке римлян на собственно материковую часть Карфагенской державы, в то время как Полибий не говорит об этом ни слова. Несмотря на это, само содержание данного сюжета у Ливия указывает, скорее, на его правдоподобие, так как сомнительно, чтобы римский историк добавил от себя рассказ о весьма неудачной боевой операции его соотечественников. Отсутствие географических названий тоже не является серьезным свидетельством против версии Ливия, поскольку римляне могли и не знать, в какой местности они высадились, а нанести им такие крупные потери были в состоянии только жители страны достаточно густонаселенной либо обладавшей значительными военными ресурсами, коей в данном регионе мог быть только Карфаген.

В любом случае рейд Гнея Сервилия свидетельствовал об уязвимости морского побережья для вражеского вторжения и должен был стать тревожным сигналом для карфагенского правительства.

Нет оснований подвергать сомнению и упоминание Полибия о неудачной попытке карфагенян высадить десант в Италии, поскольку действия римлян по усилению своей группировки в Испании как раз соответствовали их замыслам лишить противника базы для каких-либо отправок подкреплений Ганнибалу, будь то по суше или же морем.

Итоги кампании 217 г. до н. э. в Испании частично компенсировали неудачи римлян на территории Италии. Здесь перевес был явно на их стороне, и казалось, что в борьбе за Пиренейский полуостров наступает перелом.

Итак, за время зимовки 218–17 г. до н. э. обстановка в карфагенском лагере стала если не угрожающей, то внушавшей определенные опасения. Лучшим способом избежать нарастания внутренних беспорядков было продолжить поход на Рим, и Ганнибал, как только морозы начали идти на убыль, стал готовиться к выступлению, надеясь пройти в Этрурию через Апеннины и привлечь на свою сторону местное население.

Весна еще только начиналась, и погода в горах не только не благоприятствовала предприятию пунийцев, но оказалась страшнее любой вражеской армии, и по сравнению с разразившейся вскоре бурей «даже ужасы Альп показались почти ничем» (Ливий, XXI, 58, 3). Последуем и далее за описанием перенесенных карфагенянами в Апеннинах бедствий, которое оставил римский историк: «Дождь и ветер хлестали пунийцев прямо в лицо и с такой силой, что они или были принуждены бросать оружие, или же, если пытались сопротивляться, сами падали наземь, пораженные силой вьюги. На первых порах они только остановились. Затем, чувствуя, что ветер захватывает им дыхание и щемит грудь, они присели, повернувшись к нему спиною. Вдруг над их головами застонало, заревело, раздались ужасающие раскаты грома, засверкали молнии; пока они, оглушенные и ослепленные, от страха не решались двинуться с места, грянул ливень, а ветер подул еще сильнее. Тут они наконец убедились в необходимости расположиться лагерем на том самом месте, где были застигнуты непогодой. Но это оказалось лишь началом новых бедствий. Нельзя было ни развернуть полотнище, ни водрузить столбы, а если и удавалось раскинуть палатку, то она не оставалась на месте; все разрывал и уносил ураган. А тут еще тучи, занесенные ветром повыше холодных вершин гор, замерзли и стали сыпать градом в таком количестве, что воины, махнув рукой на все, бросились на землю, скорее погребенные под своими палатками, чем прикрытые ими; за градом последовал такой сильный мороз, что, если кто в этой жалкой куче людей и животных хотел приподняться и встать, он долго не мог этого сделать, так как жилы окоченели от стужи и суставы едва могли сгибаться. Наконец резкими движениями они размялись и несколько ободрились духом; кое-где были разведены огни; если кто чувствовал себя слишком слабым, то прибегал к чужой помощи» (Ливий, XXI, 58, 3–10). Так ли все происходило на самом деле, или Ливий чем-либо приукрасил свой рассказ, но в главном ему, думается, стоит доверять: первая попытка перехода карфагенян через Апеннины, в результате которой погибло много (точные цифры неизвестны) людей, вьючных животных и семь слонов, провалилась. Спустя два дня они были вынуждены спуститься с гор (Ливий, XXI, 58, 11; 59, 1).

Вероятно, неудача сильно раздосадовала Ганнибала, и он на некоторое время потерял самообладание. Решив атаковать Плаценцию, где укрывались воины Семпрония, к тому моменту уже вернувшегося из Рима и пока не сдавшего должность, Пуниец действовал довольно прямолинейно. С двенадцатью тысячами пехоты и пятью тысячами всадников он стал провоцировать на бой консула Семпрония, что ему вскоре удалось. Судя по всему, Ганнибал не подготовил врагам заранее никакой ловушки, надеясь легко победить. Однако натиск римлян оказался таким сильным, что карфагеняне отступили до самого лагеря, где и заняли оборону. Отбивая атаки противника, они выделили специальный отряд для вылазки, и теперь Ганнибал только поджидал нужного момента, чтобы бросить его в дело. Такой момент наступил, когда Семпроний убедился в бесперспективности дальнейшего штурма лагеря и подал команду отходить. Тут же ему вдогонку бросились пунийцы – конница на флангах, пехота в центре, и в последовавшей за этим схватке римлянам пришлось непросто, однако быстро наступившая ночь прервала сражение, которое грозило закончиться для римлян новым разгромом. Потери сторон были примерно равными: по шестьсот человек пехоты и по сто пятьдесят всадников, при этом у римлян сильно пострадал командный состав: погибли пять трибунов, три префекта союзников и значительное количество всадников. Тем не менее в целом итоги столкновения можно было охарактеризовать как ничейные.

Таким образом, с начала весны Ганнибалу не удалось достичь каких-либо стоящих успехов, тогда как время работало не в пользу карфагенян. Перед Ганнибалом по-прежнему стояла задача провести войска в Центральную Италию. Для этого существовали два пути. Первый вел через Апеннины в долину Арна, второй, называемый Фламиниевой дорогой, проходил по долине Пада до Аримина, затем по долине Метавра до Апеннин и далее через перевал в долину Тибра. Разумеется, римляне знали об этих маршрутах и приняли меры, чтобы перекрыть их: два легиона консула Гнея Сервилия стояли в Аримине и два легиона Гая Фламиния расположились в Арреции.

Верный себе, перед походом Ганнибал провел самую тщательную разведку всех возможных вариантов маршрута, и выяснилось, что есть один путь, ведущий из долины Пада в долину Арна, от Бононии (Болоньи) до Пистории (Пистойи), главное преимущество которого заключалось в том, что, в отличие от всех остальных, римляне (в данном случае Гай Фламиний) оставили его без охраны. Причины были вполне обоснованными: этот путь, хотя и был достаточно короток, проходил через болотистую низину, вода в которой из-за весеннего разлива Арна еще больше поднялась, так что пройти просто не представлялось возможным; во всяком случае, никто в Риме не помнил, чтобы враги появлялись именно с этого направления.

Статуя кельтского воина. I в. до н.э. Муниципальный музей г. Вашер, Франция.